Единственная наследница - Звева Казати Модиньяни

– Но бабушка говорит неправду, – вступила Анна. – Бабушка старая и говорит неправду.

– Это твоя мать забивает тебе голову всяким вздором, – отпарировала Вера. – А ты такая же, как она.

Мария не ответила матери.

– Пирог готов, – объявила она. – Ставь его в печь. А я пошла.

– Куда ты? – спросила Вера, встревоженная, как всегда, когда Мария уходила из дома с этим властным видом.

Но дочь повернулась к ней спиной и наклонилась к Анне.

– А теперь, моя девочка, – сказала она с самой ласковой улыбкой, – оденемся потеплей и пойдем.

– Да, да, мама! – Малышка захлопала в ладоши и начала танцевать.

– А я? – заныл Джулио.

– А ты останешься с бабушкой, – сразу успокоила его Вера, – у которой есть для тебя сюрприз.

– Куда мы пойдем, мама? – Анна позволила себя укутать в тяжелое пальто, скроенное из коричневого военного одеяла.

– Посмотреть на одно чудо, которое когда-нибудь будет твоим.

Все эти годы Мария, с ее стройной фигурой и красивым лицом, носила жалкие шитые-перешитые тряпки.

Ледяной ветер нагнал облака, пахнуло снегом. Они спустились по корсо Верчелли, сели на трамвай и на пьяцца Кастелло пересели на рейсовый автобус в Караваджо. Салон был почти пуст, и Анна развлекалась, пересаживаясь с места на место: эта новая игра очень нравилась ей. Когда автобус остановился на площади в Караваджо, девочка уже привыкла к этому развлечению, но мать потащила ее за собой по засыпанной снегом тропинке, которая, выходя из деревни, вилась среди полей по направлению к большой вилле. Голова и шея Анны были замотаны толстым шарфом в полоску, связанным из старых ниток.

Девочка окоченела от холода и скоро выбилась из сил, увязая в глубоком снегу.

– Мама, – канючила она, – пожалуйста, давай вернемся домой.

Но мать лишь крепче сжимала ее ручку своей сильной, привычной к тяжелой работе рукой, словно хотела передать ей часть своей силы и убежденности.

– Уже немного осталось. Немножко потерпи, – говорила она, и, зная ее непреклонный характер, девочка терпела. Обессиленная и замерзшая, она покорно брела за матерью, хотя и не знала, куда.

– Смотри! – вдруг воскликнула мать, останавливаясь перед большой виллой в конце аллеи с заснеженной кровлей и таким же заснеженным парком вокруг. Здание это было величественным и прекрасным, но тогда девочка этого еще не могла понять.

– Смотри!.. – повторила мать с каким-то волнением.

– Я вижу, – сказала Анна, не очень понимая ее. Порывистым жестом Мария привлекла дочь к себе.

– Смотри, как она великолепна! Тебе нравится?

– Да, мама, – сказала девочка, чтобы сделать ей приятное.

– Шикарно? Ты только взгляни.

– Да, мама, – ответила она, чуть не плача от холода и усталости.

– Эта вилла стоит миллионы. Много миллионов. И когда-нибудь она будет твоей. Да, ты будешь хозяйкой этой виллы, – она говорила скорее себе самой, чем дочери. – И все вокруг тоже будет твоим.

От холода и усталости слезы навернулись на глаза Анны. Ей уже не нравилась эта вилла, ради которой мать зачем-то притащила ее сюда, ей хотелось скорее домой.

– Я не хочу эту виллу, – сказала она. – Пойдем домой.

– Не хочешь? – удивилась мать, и лицо ее потемнело.

– Да, я хочу вернуться домой, – пожаловалась малышка. – Мне очень холодно, и я хочу скорее домой.

Глаза матери похолодели, голос стал резким, сердитым.

– Дурочка! – безжалостно сказала она. – Это будет твой дом, и ты не будешь жить в нищете. Ты будешь счастлива, дитя мое, потому что это вьючное животное, твоя мать, сделает тебя королевой!

– Да, мама, – сказала девочка, лишь бы не спорить. Усталая и замерзшая, она готова была на все, только бы поскорее вернуться домой.

Прочитав вечернюю молитву, Анна спешила поскорее залезть в большую бабушкину кровать и натягивала одеяло до самого подбородка, в то время как Вера еще бормотала свои молитвы. Девочке нравилось тепло этой широкой кровати и истории, которые бабушка рассказывала ей перед сном. Мать обычно желала ей доброй ночи из кухни, где спала на раскладушке рядом с кроваткой Джулио. Мария редко ночевала дома, потому что семья инженера Вергани уехала на озеро Комо, и она должна была сторожить их миланскую квартиру. Но на праздники она хотела быть рядом с детьми.

Анна слышала, как мама и Джулио смеются в кухне, и ей было страшно любопытно узнать, над чем.

– Бабушка, можно мне тоже пойти в кухню? – спросила девочка.

– Не вертись и спи, – сказала Вера. Ворочаясь на постели, Анна всякий раз впускала холод под одеяло, а печка уже не топилась.

– Они там смеются, – пожаловалась она. – А ты никогда не даешь мне посмеяться.

– Нам сейчас только и дела, что смеяться.

– Не беспокойся, бабушка. Когда-нибудь я буду богатой.

– Да? А я завтра стану миллионершей.

– Я на самом деле буду богатой. И тогда подарю тебе все, что хочешь, чтобы ты была довольна и смеялась. – Анна верила в эту прекрасную сказку и хотела, чтобы бабушка в нее тоже поверила.

– У тебя доброе сердце, – вздохнула та, – но это мать вбила тебе в голову такие мысли. Глупые мысли. Ты не должна верить им. Твоя жизнь здесь, а мы совсем не богатые.

– Мне здесь нравится, бабушка. Но маме я тоже верю. Мамы никогда не обманывают.

– И это верно, – согласилась Вера, которой не хотелось разочаровывать девочку.

– Мама мне сказала, что мой папа – самый богатый человек на свете. И когда-нибудь он подарит мне карусель с белыми лошадками, такими, как на ярмарке.

– Молчи и спи. – Старуха чувствовала ласковую теплоту этого голосочка.

– Да, бабушка. Но мамы никогда не обманывают.

Она услышала в небе гул мотора. Это был Пиппо, одинокий самолет, который каждую ночь пролетал над городом, бросал одну бомбу и улетал.

– Бабушка, слышишь Пиппо? – Девочка была рада объявить об этом ночном госте: дети давно привыкли к войне.

– Слышу, слышу, – вздохнула бабушка. – Спи теперь. – И погладила ее по волосам.

– И сегодня, – пробормотала Анна, зевая, – он прилетел нас проведать. Спокойной ночи, Пиппо, – сказала она, прежде чем уснуть.

Вера потушила свет, но и в темноте продолжала молиться. Она молилась за Марию, которая была несчастьем ее жизни, и за ее невинных детей. Мало ей было бегства с циркачом, так устроила еще эту историю с хозяином. Когда мать узнала, что та второй раз беременна, она ни на миг не поверила в отцовство Больдрани – как дважды два ясно, что отцом девочки был Немезио. Когда же она увидела маленькую Анну, которая смотрела на нее своими чудесными зелеными глазами, убедилась в том воочию. Немезио, конечно же, самый непутевый человек на свете, но он был все же законным мужем Марии, в то время как связь с Больдрани, по ее мнению, лишь позорила дочь. Когда речь шла о чести семьи и о будущем детей, личные симпатии и антипатии ее к зятю значения не имели. Так думала Вера.