Отчаяние - Грег Иган

Я отыскал Акили. Он(а) был(а) цел(а) и помогал(а) устанавливать упавший тент над насосом. Мы обнялись. Я был весь истерзан, лицо покрыто запекшейся кровью, в третий раз вскрывшаяся рана излучала вспышки боли, точно вольтова дуга, – и все же никогда не чувствовал я себя таким живым.

Акили осторожно разжал(а) мои руки.

– В шесть утра в сети поступит изложение ТВ Мосалы. Посидишь со мной, подождешь?

Он(а) смотрел(а) мне в глаза, не скрывая ничего – ни страха перед грядущей эпидемией, ни боязни одиночества.

Я сжал руку Акили.

– Конечно.

Я пошел в туалетную палатку, привести себя в порядок. Слава богу, канализационные отводы оставили открытыми, и во время землетрясения еще не переработанные сточные воды не хлынули на поверхность под давлением воды. Я смыл с лица кровь и осторожно разбинтовал живот.

Рана все еще немного кровоточила. Я и не представлял себе, как глубоко проклятое насекомое располосовало мне живот своим лазером. Наклонившись над раковиной, я почувствовал, как трутся друг о друга края пореза; длиной он был сантиметров семь-восемь. Обожженные ткани брюшной стенки запеклись – и вот теперь омертвевший рубец разошелся.

Я огляделся. Никого. «Что-то ты не то задумал», – шепнул внутренний голос. Да ладно, я ведь под завязку накачан антибиотиками во избежание внутренней инфекции…

Зажмурившись, я запустил вглубь раны три пальца; нащупал тонкий кишечник – теплый, упругий, мускулистый, выскальзывающий из пальцев. Вот эта самая часть моего тела едва не убила меня, безжалостно выжимая насухо, сбитая с толку чужеродными ферментами. Но тело не может быть предателем. Оно лишь подчиняется законам, которым обязано подчиняться, чтобы выжить.

Накатила боль, и я застыл. Кто я: Бонапарт в чумном госпитале, трогающий чужие язвы? Или Фома неверующий-в-себя? – но руку из раны вытащил и снова привалился к пластиковой раковине.

Мне хотелось встать перед зеркалом и провозгласить: Вот оно. Теперь я знаю, кто я. И безоговорочно принимаю себя таким, как есть. Я – машина, приводимая в движение кровью, я – существо из молекул и клеток, я – узник ТВ.

Только зеркала не было. Ни в уборных в лагере беженцев, ни в Безгосударстве вообще.

А спустя пару часов эти слова станут еще весомее – потому что к рассвету мне откроется наконец истинная суть ТВ, благодаря которой я и смог их произнести.

По дороге к палатке Акили я вынул ноутпад и пробежался по международным сетям. Комментаторы взахлеб расписывали, какой удар по захватчикам нанесли анархисты.

Больше всех, однако, отличилась ЗРИнет.

Начали они с показа самой лагуны – огромной, зловеще спокойной в лунном свете, почти идеально круглой, словно затопленный водой кратер древнего вулкана. Там, под ней, невидимая глазу, – подводная скала. Сам того не желая, я вдруг проникся жалостью к сгинувшим в морской пучине наемникам, которых и в глаза не видел. Преданные самою твердью земною, они умирали, объятые ужасом, – и ради чего? Всего лишь ради денег и благополучия акционеров «Ин-Ген-Юити».

– Возможно, пройдут десятки лет, – вещал закадровый женский голос (профессиональная журналистка, с вживленными оптическими нервными отводами), – прежде чем мы узнаем, кем и с какой целью финансировалась оккупация Безгосударства. Нет пока полной ясности и в вопросе, спасет ли островитян от агрессора принесенная ими грандиозная жертва.

Но вот что известно доподлинно. Вайолет Мосала, нобелевский лауреат, менее суток назад в критическом состоянии эвакуированная из Безгосударства, намеревалась сделать этот остров своей второй родиной. Тем самым она надеялась повысить международный авторитет ренегатов, что в конечном счете дало бы возможность группе стран выступить с протестом против объявленного Организацией Объединенных Наций бойкота. И если захват острова был предпринят с целью заставить несогласных замолчать, то, как стало ясно из последних событий, эта попытка была обречена на неудачу. Вайолет Мосала в коме, действия воинствующих фанатиков поставили ее на грань гибели; даже если сегодняшняя ночь принесла народу Безгосударства мир, в ближайшие годы ему придется с небывалым напряжением бороться за выживание – и все же невероятное мужество и одной женщины, и целого народа не так-то просто будет забыть.

На этом передача не закончилась. Показали и кое-что из моих материалов – Мосала на конференции; и снятые самой журналисткой сцены обстрела, величественный исход из города, возведение лагерей, нападение одного из роботов.

Снято и смонтировано просто безукоризненно. Впечатляюще, но никаких спекулятивных заявлений. И все, от первого слова до последнего, – совершенно неприкрытая (но безупречно честная) пропаганда в пользу ренегатов.

Мне бы ни за что не сделать и вполовину так здорово.

Самое главное, однако, было еще впереди.

Когда на экране вновь возникли темные воды лагуны, журналистка назвала себя:

– Сара Найт для ЗРИнет из Безгосударства.

Если верить сетям персональной связи, Сара Найт до сих пор находится в Киото, и связаться с ней невозможно. Лидия на мой звонок не ответила, но я разыскал ассистента режиссера ЗРИнет, который согласился передать Саре сообщение. Она перезвонила мне через полчаса, и мы с Акили выудили из нее всю историю.

– Когда Нисиде заболел в Киото, я высказала японским властям все, что думаю по этому поводу, но пневмококк, который он подхватил, демонстрировал все признаки естественных штаммов, и никто не верил, что болезнь вызвана «троянцем».

(«Троянцы» – бактерии, способные воспроизводить десятки поколений, сохраняя латентную патогенность, без каких бы то ни было симптомов и иммунной реакции, а потом бесследно разрушаться, вызывая инфекционное заболевание, очень схожее с естественным и подавляющее иммунную систему организма.)

– За мной уже числилось столько скандальных публикаций! Да к тому же никто не верил, даже родственники Нисиде, и я решила уйти в тень.

Долго разговаривать мы не могли, Саре нужно было отправляться брать интервью у ополченца-водолаза; но, когда она уже собралась отключиться, я, запинаясь, выдавил:

– Этот фильм о Мосале… Эта работа должна была достаться тебе. Ты этого заслуживала.

Она отмахнулась было со смехом: мол, быльем поросло, но потом оборвала себя и ровно проговорила:

– Все верно. Я потратила на подготовку полгода, вникла во все как никто – и тут появился ты и в мгновение ока умыкнул мой заказ. Еще бы – любимчик Лидии, она уж и не знала, как тебя ублажить.

Как трудно оказалось произнести эти слова! Такая очевидная несправедливость – да я и сам тысячу раз себе в этом признавался, – и все же какие-то остатки гордости, уверенности в собственной правоте просто рот не давали раскрыть.

– Я злоупотребил своими возможностями. Извини, – произнес я.

Сара неторопливо кивнула, поджав губы.