Серебро и свинец - Андрей Уланов

– Здравствуй, демон. – Моренис просунула голову в полуоткрытую дверь и критически оглядела красного, как рак, голого Толю Громова. – Нет, в дружину Бхаалейна тебя бы не взяли.

Толя беспомощно пожал плечами, пытаясь натянуть штаны, не теряя при этом остатков достоинства. Он уже привык, что в его комнату – для камеры каморка на третьем этаже башни была недостаточно сырой и мрачной – без спросу заглядывают посторонние люди: кто придет поглядеть на демона в клетке, кому-то позарез приспичит спросить его о чем-то. Но это были, как правило, мужчины, и о своем приближении они обычно оповещали топотом шагов на лестнице и бряцанием оружия. Моренис ходила бесшумно, как кошка, и выбирала для появления самые неподходящие моменты.

– Почему не взяли? – поинтересовался он, наперед зная ответ.

– Хлипок, – отрубила целительница. – Тауторикс не заходил?

– Заходил, – кивнул пленник.

Он уже знал, что Тауториксом зовут командира замковой дружины, похожего на Илью Муромца в преклонных годах.

– Тогда ладно, – целительница дернулась было обратно, но передумала. – Ничего не сказал?

– Нет, – покачал головой Толя.

После того как провидец обучил его местному языку, обитатели замка стали меньше чуждаться пленного демона, но вести с ним дружеские беседы по-прежнему были не расположены. Поболтать с ним соглашалась только Моренис, когда у нее выдавалось свободное время.

– Тогда я скажу. – Колдунья решительно ступила через порог. – Да одень ты порты! Стоит, как аист…

Толя покраснел еще пуще и, отвернувшись, поспешно натянул изрядно замызганные штаны.

– Отпускают тебя, – сообщила Моренис просто. Толя присел на койку.

– Как?..

– А вот так. – Целительница пожала плечами. – Владетель решил показать свою щедрость и не взял с вашего воеводы виру. Хотя стоило бы. Так что завтра утром тебя передадут с рук на руки этому… Степану ит-Кирею.

Толя не сразу понял, что она говорит о майоре Кобзеве. Майоре КГБ.

– А… потом что? – спросил он, с трудом ворочая одеревеневшим языком.

– Это уже ему решать, – развела Моренис руками. – Не знаю, как у вас, демонов, принято. У нас пленных дружинников попрекать не принято, даже если за них вира большая плачена. Вот если переметнулся пленник, тогда его старые товарищи добрым словом не помянут… да и то – смотря какому владетелю служат.

– Это как – переметнулся? Изменил, что ли?

– Ну как «переметнулся»? – удивилась Моренис. – Под руку другому владетелю пошел. Вот Тауторикс, я слышала, дружин пять сменил, прежде чем осел у Бхаалейна – щедрый здесь владетель и добрый, хотя по повадке и не скажешь. Среди наймитов такое случается сплошь и рядом… А что, у вас нет?

Толя покачал головой. Он всего пару раз сталкивался в лагере с Кобзевым и теперь, пытаясь вспомнить, как тот выглядел, видел только холодные, колючие глаза неопределенного цвета. В памяти, как назло, всплывало что-то маресьевски-гастелловское – «Умри, но врагу не дайся!» и тому подобное. Что же о нем скажут ребята, когда он вернется? И что спросит этот лютоглазый гэбист? «А вы, гражданин, когда продались эвейнским помещикам? Почему вас пощадили – одного из всех? Давно держите связь со своими сообщниками?»

– Э-э, да тебя трясет! – Целительница порывисто потянулась к пленнику, коснулась его нагого плеча, усмиряя суматошное биение сердца, ослабляя натяжение того, что лекари Эвейна называли «холодной сетью», а медики Земли – парасимпатической системой. – Чего ты боишься, демон? – спросила она, вглядываясь в застывшее лицо юноши. – От тебя шарахается все владение Бхаалейн, а ты боишься?

– Я… боюсь возвращаться, – прошептал Толя. И заплакал.

Если бы Моренис тау-Эпонракс могла читать мысли, она посмеялась бы над нелепыми выдумками впечатлительного ши. Но это был не ее дар. Испуг политически грамотного Толи она приняла за признак реальной угрозы. А клятва целителей требовала от нее помочь больному.

– Тогда не возвращайся, – предложила она и сама поняла, что ляпнула что-то не то.

Сердце Толи Громова, только что успокоившееся, опять пустилось в галоп. Он открыл рот, пытаясь ответить, но судорога скрутила его лицо, смяв жуткой плаксивой гримасой.

Моренис провела ладонью по его щекам, расслабляя мимические мышцы. Пальцы ее намокли от чужих слез.

– Бедняга, – прошептала она. – Ты боишься вернуться к своим, и боишься остаться, и боишься решить, чего ты боишься больше. Но… – Целительница вздохнула. – Даже если всю жизнь прожил в страхе, рано или поздно наступает миг, когда нельзя больше бояться.

Она помолчала секунду и вышла, беззвучно притворив за собой дверь.

* * *

Солнце опять сияло. Ярко-ярко. Майор Кобзев даже задумался, как получается, что погода в здешних краях стоит неизменно хорошая. Дожди идут ровно столько, сколько нужно полям, а все остальное время небо радует глаз аквамариновой глубиной, и только редкие тучки проползают по нему из края в край, чаруя причудливыми формами. Вот и сейчас над замком Бхаалейн висело облако, похожее на звезду – правда, скорее морскую, потому что лучи ее изгибались под самыми разными углами. Но гэбист все равно решил считать это хорошим знаком.

«До чего я опустился, – горько пожурил он себя. – Суеверия. Колдовство. Ворожба на сушеных мухоморах». Интересоваться причинами подобного благолепия у местных жителей он попросту боялся – что, если и это работа чародеев?

Вертолет ткнулся в землю куцыми колесиками – вначале задними, потом передним. Винт покрутился еще немного вхолостую, и машина застыла окончательно.

– Надеюсь, сегодня нам не придется их ждать, – пробормотал Кобзев себе под нос.

Владетель Бхаалейн мог заставить посланцев стоять на дороге добрых полчаса, прежде чем выйти на переговоры, – такое уже случалось. Судя по всему, ничего оскорбительного местные жители в этом не находили – но то местные, а гэбист чувствовал себя оплеванным и с каждым таким случаем таил все больше зла на Рахтаварина ит-Таварина и на весь Эвейн.

Шойфет нервно потер руки. С каждым днем эта привычка раздражала Кобзева все сильнее.

Пленного десантника – уже выяснили, что звать его Анатолий Громов и числился он погибшим во время злосчастного боя у замка, – должны были передать советским командирам на том же месте, где велись переговоры. Судя по всему, для туземцев это было дело обычное, Кобзев же не находил себе места.

Понятно, что придется допрашивать этого… пленника, старательно и долго. Туземцы самодовольны и высокомерны, едва ли они стали таиться от раненого беса. Но сомнения глодали майора. Что, если все, что видел рядовой Громов, подсказано ему хитрым телепатом… или наоборот, самое важное стерто, убрано из его памяти… или сам он превращен в заводную куклу, подчиненную только приказам колдуна? Можно ли вообще подпускать его к бывшим товарищам? Или, заполучив назад, тут же отвести в ближайший лесок и пустить там пулю в затылок для надежности? А может, сначала допросить, а потом уже нейтрализовать?