Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии - Ярослав Бутаков

События Первой мировой войны и влияние российской революции послужили толчком к росту национально-освободительной борьбы в колониях. 13 апреля 1919 г. британские колонизаторы расстреляли в Амритсаре (Пенджаб, Индия) многотысячный митинг. Этот расстрел вошёл в историю под именем «амритсарской бойни». В 1920 г. партия Индийский Национальный Конгресс во главе с махатмой Мохандасом Ганди объявила о начале кампании ненасильственного гражданского неповиновения британским властям.

По всему миру привычная власть элит была поколеблена. Расчёт на социалистическую революцию в других странах, прежде всего — в Германии, вошёл важным компонентом в политическую стратегию российских большевиков и оставался таковым по крайней мере до конца 1923 г.

Статья 12 Компьенского перемирия предусматривала вывод германских войск со всех территорий, оккупированных ею в пределах бывшей Российской империи. Однако была сделана существенная оговорка: «Когда союзники решат, что для этого настал момент, принимая во внимание внутреннее состояние этих территорий». Это была формула продления германской оккупации России.

Аналогичный принцип был уже применён при подписании капитуляции Турции 30 октября 1918 г. Вывод турецких войск с Кавказа был сопровождён оговоркой: «Если союзники потребуют того при изучении положения на местах». Это означало, что турецкие войска будут продолжать оккупировать Аджарию, Азербайджан и Дагестан до тех пор, пока их реально не смогут сменить там войска Антанты. Главным для Антанты было, чтобы во время интермедии между двумя оккупациями там не оказались какие-либо российские войска, неважно — красные или белые.

Характерен термин, применённый в статье 12 Компьенского перемирия: «территории, составлявшие до войны Россию». Тем самым державы Антанты и Германия договаривались считать Российское государство де-юре упразднённым. Вместо него они видели некое построссийское пространство, на котором руководители Антанты собирались, как на чистом листе бумаги, чертить свои геополитические конфигурации.

Одновременно представители союзников и Германии согласовали между собой секретное дополнение к статье 12 опубликованного текста перемирия. «Момент», когда «союзники решат», что германские войска могут быть выведены из того или иного района России, наступал тогда, когда их могли сменить войска Антанты или войска правительства, признаваемого Антантой и находящегося с ней в дружественных отношениях.

Данное разъяснение статьи 12 было призвано не допустить занятия территорий, оставляемых немецкими войсками, Красной Армией. В равной степени, как показала практика, оно было направлено и против попыток Белого движения завладеть этими территориями. Под дружественными Антанте войсками подразумевались, как выяснилось позже, прежде всего войска национал-сепаратистских режимов.

Соглашение о России между Антантой и Германией, которое мы можем с полным основанием назвать, по фамилиям главнокомандующих войсками, секретным протоколом к пакту Фоша — Гинденбурга, создавало условия для расширения интервенции Антанты и расчленения России.

Уже 13 ноября 1918 г. англо-французский флот вошёл в Босфор. 23 ноября корабли Антанты появились на рейде Новороссийска, занятого белогвардейской Добровольческой армией (ДА). 26 ноября англо-французская эскадра прибыла в Севастополь, где приступила к принятию капитуляции у немцев.

Но Белое движение было заинтересовано в получении конкретной военной помощи со стороны Антанты для борьбы с большевиками. Ещё 16 ноября 1918 г. на совещании спецпредставителя ДА генерала от инфантерии Д.Г. Щербачёва (в Мировую войну командовал Румынским фронтом) в Бухаресте с французским генералом А. Вертело, носившим громкий титул «главнокомандующего союзными силами в Румынии, Трансильвании и на юге России», было решено, что союзники отправят в Россию 12 французских и греческих дивизий. Эти войска займут Киев, Харьков и Донецкий бассейн, чем создадут заслон против большевиков, «чтобы дать возможность Добровольческой и Донской армиям прочнее сорганизоваться и быть свободными для более широких активных операций»[283].

12 дивизий Антанты Деникину было мало, и в ответ он запросил Францию о присылке 22 дивизий. В своём подсчёте главнокомандующий ДА исходил из того, что немцам и австрийцам требовалось 48 дивизий для оккупации юго-запада России. Войска союзников должны были занять фронт Ямбург — Псков — Орша — Рогачев — Белгород — Балашов — Царицын. Это, собственно, была линия германской оккупации и фронта между Донской и Красной армиями. Не имея возможности своими силами занять это обширное пространство, освобождающееся после ухода немецких войск, главнокомандующий ДА хотел, чтобы союзники в первую очередь не позволили занять его большевикам.

Никуда не деться от такого фундаментального факта российской Гражданской войны: в то время как силы контрреволюции всячески и повсеместно искали (и часто находили) иноземную поддержку, большевики (сознательно или вынужденно — не суть важно) опирались исключительно на внутренние ресурсы самой России. То есть объективно большевики оказывались единственной национально ориентированной, независимой по отношению к обоим международным блокам, силой русской междоусобицы.

Деникин отводил от себя возможное обвинение в том, что он хочет свергнуть большевиков силами иноземных войск. «Силы эти, — писал он французскому командованию, — будут использованы исключительно для прикрытия линии нашего развёртывания и для обеспечения наших формирований. Ни в каких активных действиях им участвовать не придётся… Нам нужна не столько сила, сколько авторитет дружеской помощи»[284].