Воин кровавых времен - Р. Скотт Бэккер

Проповедь была проста.

Бей.

Умирай.

Серве осталась совершенно одна. Она избегала общества жрецов и прочих женщин, собравшихся на молитву в разных уголках лагеря. Она уже помолилась своему богу. Она поцеловала его и заплакала, когда он уехал, чтобы присоединиться к скюльвенду.

Серве сидела у их костра и кипятила воду для чая, как велел жрец-целитель Пройаса. Ее смуглые руки и плечи горели под лучами встающего солнца. Здесь под редкой травой скрывался песок, и Серве чувствовала, как песчинки натирают нежную кожу под коленками. Шатер вздымался и хлопал, словно паруса корабля на ветру, — странная песня, со вставленными наугад крещендо и бессмысленными паузами. Серве не боялась, но ее беспокоили разные мысли, вгоняющие ее в замешательство.

«Почему он должен рисковать собою?»

Потеря Ахкеймиона наполнила ее жалостью к Эсменет и страхом за себя. До его исчезновения Серве словно бы не осознавала, что живет посреди войны. Это скорее походило на паломничество — не такое, когда верующие путешествуют, чтобы посетить какое-либо священное место, а такое, когда люди путешествуют, чтобы доставить что-либо святое.

Чтобы доставить Келлхуса.

Но если Ахкеймион, великий колдун, мог исчезнуть, стать жертвой обстоятельств, не может ли оказаться так, что и Келлхус тоже исчезнет?

Но эта мысль не столько пугала ее — вероятность была слишком немыслимой, — сколько сбивала с толку. Человек не может бояться за бога, но человек может недоумевать, не понимая, следует ли ему бояться.

Боги могут умереть. Скюльвенды поклоняются мертвому богу.

«А Келлхус боится?»

Это тоже было немыслимо.

Серве показалось, будто она услышала что-то позади — тень какого-то звука, — но тут у нее закипела вода. Она встала, чтобы снять грубый чайник при помощи палок. Как ей не хватало рабов Ксинема! Ей удалось поставить чайник на землю, не обжегшись, — небольшое чудо. Серве выпрямилась, переводя дыхание и потирая поясницу, и тут теплая рука обняла ее и легла на ее раздавшийся живот. Келлхус!

Улыбнувшись, Серве полуобернулась, прижалась щекой к его груди и обвила его шею рукой.

— Что ты делаешь? — рассмеялась она — и озадачилась. Келлхус словно бы стал пониже. Он что, стоит в каком-то углублении?

— Война вызывает голод, Серве. А голод некоторого рода следует удовлетворять.

Серве зарделась и снова подивилась тому, что он избрал ее — ее!

«Я ношу его ребенка».

— Но как? — пробормотала она. — А как же битва? Разве ты о ней не беспокоишься?

Его глаза смеялись; он увлек ее ко входу в их шатер.

— Я беспокоюсь о тебе.

Его айнритийская свита переговаривалась и веселилась у него за спиной, восклицая на разные голоса: «Смотрите! Смотрите!»

Куда бы Найюр ни обращал взор, повсюду он видел великолепие и ужас. Справа от него волны Галеотов и тидонцев галопом скакали через северные пастбища навстречу толпам кианских кавалеристов. Прямо перед ним тысячи конрийских рыцарей гнали лошадей к высотам Анвурата. Слева от него туньеры, а за ними — нансурские колонны неумолимо продвигались на запад. И лишь край южного фланга, скрытый завесой пыли, оставался загадкой.

Пульс Найюра участился. Дыхание сделалось прерывистым. «Слишком быстро! Все происходит слишком быстро!»

Саубон и Готьелк обратили в бегство фаним и теперь гнались за ними сквозь тучи пыли.

Пройас со своими рыцарями в тяжелых доспехах врезался в ощетинившуюся копьями огромную шайгекскую фалангу. Его пехотинцы двигались за ним по пятам и теперь скопились под южными бастионами Анвурата; они несли с собой мантелеты и огромные лестницы, поверху окованные железом. Лучники держали галереи под непрерывным обстрелом, а люди и упряжки быков тем временем волокли на позиции разнообразные осадные машины.

Скайельт и Конфас продвигались по лугу на юг, придерживая свою кавалерию в резерве. Им преграждал путь ряд земляных укреплений, невысоких, но слишком крутых, чтобы штурмовать их верхом. Как и предполагал Найюр, сапатишах разместил за насыпями новобранцев. Благодаря этим укреплениям весь центр войска Скаура мог бы оказаться недоступным для атаки, если бы Найюр не приказал вытащить из болот несколько сотен плотов и раздать их туньерам и нансурцам. И вот теперь нансурцы принялись под градом копий и дротиков устанавливать первые плоты, превращая их в импровизированные пандусы.

Генерал Сетпанарес и его десятки тысяч айнонских рыцарей оставались невидимыми. Найюр мог рассмотреть лишь самый край пехоты, выстроившейся фалангой — с этого расстояния они казались не более чем тенью фаланги, — но ничего более.

«Псы уже грызут мои внутренности!»

Он взглянул на Келлхуса.

— Поскольку Скаур обезопасил свои фланги за счет особенностей местности, — объяснил Найюр, — это сражение будет относиться к типу йетрут, прорыву, а не к унсваза, охвату. Войска, как и люди, предпочитают сходиться с врагом лицом к лицу. Окружи их или прорви их ряды, напади на них с флангов или с тыла…

Он намеренно не договорил. Ветер развеял пыль, и вдали показались южные холмы. Вглядевшись, Найюр различил тонкие нити; это могли быть лишь айнонские рыцари, отступающие на всем их двухмильном участке. Кажется, они перестраивались на склонах. За ними толпилась айнонская пехота.

Кианцы по-прежнему удерживали высоты.

«Нужно было поставить айнонов в центр! Кого Скаур разместил на том фланге? Имбейяна? Сварджуку?»

— И так ты сокрушишь своих врагов? — спросил Келлхус.

— Что?

— Напав на них с флангов или с тыла… Найюр встряхнул черной копной волос.

— Нет. Так ты убедишь своих врагов.

— Убедишь? Найюр фыркнул.

— Эта война, — отрывисто бросил он по-скюльвендски, — та же самая твоя война, только по-честному.

Келлхус никак не показал, что это его задело.

— Вера… Ты говоришь, что сражение — это спор двух вер… Дискуссия.

Найюр, сощурившись, снова принялся глядеть на юг.

— Памятливцы называют сражение «оетгаи вутмага», великая ссора. Оба войска выходят на поле, веря, что именно они — победители. Одному воинству придется в этом разувериться. Нападай на него с флангов или с тыла, внушай ему страх, сбивай его с толку, потрясай его, убивай его: все это — доводы в споре, предназначенные для того, дабы убедить твоего врага в том, что это он побежден. Тот, кто-поверит, что он побежден, и есть побежденный.

— Значит, в сражении, — сказал Келлхус, — убеждение становится правдой.

— Как я сказал, это честно. «Скаур! Я должен думать о Скауре!»

Охваченный внезапным беспокойством, Найюр рванул свой кольчужный доспех, словно тот был ему тесен. Выкрикнув несколько отрывистых команд, он отправил гонца к генералу Сетпанаресу. Ему нужно было знать, кто отбросил айнонов от холмов, — хотя Найюр понимал, что к тому времени, как гонец вернется, судьба битвы уже наверняка будет решена. Потом он приказал трубачам напомнить генералу, чтобы тот позаботился о своих флангах. Из соображений целесообразности они переняли нансурский способ связи: по полю были расставлены группы трубачей, передающих закодированные сигналы, что представляли собою небольшое количество предупреждений и команд. Айнонский генерал показался Найюру человеком трезвомыслящим, но его король-регент, Чеферамунни, был редкостным кретином.