Миры Империума - Кейт Лаумер

Ничего не изменилось. Ветерок свистел так же резко, ковер оставался таким же неподвижным.

— Ну, просто прекрасно, — сказал Лафайет. — Я должен был знать, что ничего не выйдет.

Он открыл глаза и некоторое время недоуменно смотрел на огромное голубое небо впереди, потом повернулся…

На крохотном балконе, прилепившемся к огромной стене, быстро уменьшающейся позади него, крохотная фигурка махала шарфом. О'Лири заставил себя посмотреть вниз, увидел зеленый пейзаж, проносящийся под ним. Он опять изо всех сил зажмурил глаза.

— Мамма миа, — пробормотал он. — А у меня даже нет бумажного пакета, если вдруг затошнит!

Крепость-дворец, известная как Стеклянное Дерево, возвышалась на западе, как звезда, прикрепленная к самой вершине горы.

Ослепительно сверкая в лучах заходящего солнца красным, зеленым, желтым и фиолетовым, она постепенно превращалась, увеличиваясь, во множество сверкающих хрустальных конструкций. Высокие башни, блестящие минареты, сверкающие шпили изящно балансировали на самом краю вершины горы.

— Ну, плащ, делай свое дело, — пробормотал О'Лири, заворачиваясь в тяжелую ткань, пытаясь закрыть нижней широкой частью одежды сам ковер. Спропрояль уверял его, что у Крупкина не было никаких средств противовоздушной обороны, но Лафайет тем не менее решил не рисковать.

Примерно в полумиле от огромного дворца он приказал ковру замедлить скорость полета. Если это и произошло — летел он слишком быстро и точно в центр самой высокой башни, — Лафайет никаких перемен не заметил. С какой-то совершенно дикой скоростью башня неслась ему навстречу, все ближе и ближе…

В самый последний момент ковер затормозил, дернулся, чуть не сбросив О'Лири, и сделал круг над башней.

— Ну, точно, как мешок картофеля, — страстно прошептал сам себе О'Лири. — Пожалуйста, там, наверху, дай мне выбраться из этой передряги живым, и я клянусь, что буду молиться регулярно, каждый день…

Ковер еще замедлил скорость, остановился и, дрожа, повис в воздухе у высокого окна с аркой.

— О'кей, а теперь вперед, самый малый ход, — прошептал О'Лири.

Ковер подплыл ближе к прозрачной, отполированной до зеркального блеска стене. Когда он подлетел вплотную к хрустальному карнизу, Лафайет осторожно протянул руку и уцепился за него. Ковер затрепыхался и забился, как живой, под его тяжестью, когда он перелезал через подоконник. Освобожденный от тяжести, он начал медленно скользить в сторону, подгоняемый легким ветерком. Лафайет поймал его за угол, скатал в тугую трубку и засунул в угол.

— А теперь жди здесь, пока я вернусь, — прошептал он ковру.

Заправив выбившуюся рубашку, которой его снабдил Спропрояль, поправив шпагу с эфесом, усыпанным драгоценными камнями, он нажал кнопку, находящуюся на эфесе сбоку.

— Летун вызывает Бабочку, — прошептал он. — Порядок, я на месте и пока еще живой.

— Очень хорошо, — раздался пронзительный шепот из того же эфеса. — Продолжайте проникать дальше. Вам следует попасть в королевские покои. Они находятся на двенадцатом этаже главной башни. Будьте осторожны, не выдавайте своего присутствия, случайно разбив вазу или наступив кому-нибудь на ногу.

— Спасибо, что предупредили, — рявкнул Лафайет. — А то я совсем было уже собрался поиграть на гитаре и спеть свою любимую песню.

Он подергал дверь, которая оказалась открытой, и вошел в слабо освещенную комнату, устланную мягкими коврами и украшенную серебристо-розовыми портьерами. Такая же серебристо-розовая вешалка стояла напротив балкона. Серебристые купидоны уютно расположились по углам пыльного розового потолка. Большой хрустальный канделябр сверкал в центре комнаты, звеня при порывах ветра, проникающего через открытую дверь. Лафайет направился к широкой серебристо-белой двери в дальнем углу комнаты, но остановился, услышав за ней голоса.

— … всего лишь на секундочку, — произнес слащавый мужской голос. — И кроме того, — продолжали с оттенком пошловатости, — вдруг вам понадобится помощь со всеми этими пуговицами и застежками?

— Вы нахальны, сэр, — игриво ответил знакомый женский голос. — Но, думаю, в этом нет ничего страшного — только на несколько минут.

— Дафна? — промямлил О'Лири.

Когда в замке зазвякал ключ, он кинулся к широкой кровати, чтобы найти хоть какое-нибудь убежище. Но не успел он забраться под нее, как дверь открылась. Прижавшись щекой к ковру, Лафайет увидел изящные ножки в кожаных туфельках с серебряными пряжками, рядом с которыми неотступно шли черные, начищенные до блеска сапоги со звенящими шпорами. Эти две пары ног, не останавливаясь, прошли по комнате и скрылись из поля зрения Лафайета. Раздались звуки какой-то возни, тихий смешок.

— Отстаньте, сэр, — мягко сказал женский голос. — Вы испортите мне всю прическу.

Лафайет весь изогнулся, приподняв полог кровати, пытаясь выглянуть и посмотреть, что происходит. Его шпага звякнула об пол. В ту же секунду наступила мертвая тишина.

— Милорд Чонси — ты слышал?

— Ну, мне пора идти, — громко сказал чуть дрожащий мужской голос. — Как вы знаете, его высочество — а лучшего человека я не встречал в целом свете — отдал приказание, чтобы у вас было все, что вы пожелаете, миледи, но я боюсь, что, если задержусь здесь дольше, то это будет неверно истолковано…

— Ну, знаете, такой наглости!..

Раздался сильный шлепок, отчетливо создающий впечатление гневной женской руки, ударяющей по мужской щеке.

— Как будто я вас сюда приглашала!

— Итак… если вы извините меня…

— Нет уж, сначала извольте обыскать комнату! Может, это ужасная бурая крыса!

— Да, но…

Изящная ножка топнула об пол.

— И немедленно, Чонси, иначе я доложу, что вы пытались заставить меня исполнить ваши похотливые желания!

— Кто, я, ваша светлость?

— Повторять не собираюсь!

— Ну…

Лафайет увидел, как сапоги пересекли комнату, остановились у шкафа. Раздался звук открываемой двери. Сапоги проследовали в ванную, исчезли из виду, вновь появились. Они вышли на балкон, остановились, вернулись обратно.

— Никого нет. Возможно, ваше воображение…

— Вы тоже это слышали! И вы не посмотрели под кровать.

Лафайет замер, когда сапоги подошли к кровати и остановились буквально в двух футах от кончика его носа. Покрывало поднялось, узкое лицо со свирепыми стрелками усов и крохотными глазками уставилось прямо на него.

— Тоже никого, — сказал человек и опустил покрывало. Лафайет перевел дух, только сейчас сообразив, что он все время сдерживал дыхание.

— Ну, конечно, я же совсем забыл про плащ, — упрекнул он сам себя.

— А раз так, — продолжал мужской голос, — то я не вижу причин, почему бы мне торопиться.