Миры Империума - Кейт Лаумер

— Эй! Смотри-ка! Этот парень появился прямо из воздуха! — вскричал сержант. — Хватай-ка его, Ренфрю!

Лафайет в отчаянном порыве прыгнул в сторону, обогнул вешалку, почувствовал, как чьи-то руки обхватили его за ноги и, падая, увидел, как другие руки подхватили девушку. Потом он стукнулся головой об пол и его, полуоглушенного, поставили на ноги и прислонили к стене.

— Да вы только посмотрите, кто это, — сказало повисшее над ним ухмыляющееся лицо довольным и удивленным голосом, в то время, как руки шарили по его карманам, вынимая оттуда множество разных предметов, которыми его снабдил Пинчкрафт. — А ты не теряешься, приятель. Только зря ты на это дело пошел. Не думаю, что его величество будет в восторге, когда узнает, что ты был тут наедине с леди, да еще и в чем мать родила.

— Она не в чем мать родила, — пробормотал О'Лири, пытаясь сфокусировать свои глаза. — На ней розовые подвязки.

— Эй, посмотрите! — выкрикнул один из солдат. — Там у стены за диваном лежит лорд Чонси! Ух, ты! Только посмотрите на его челюсть!

— Добавим нападение на ее светлость к преступлениям этого молодчика, — сказал сержант. — Да уж, приятель, лучше бы ты оставался на месте. Ты просто не оценил, как хорошо тебе там было.

Два солдата держали Лафайета за руки. Третий положил так и не пришедшую в себя девушку на кровать.

— Давай, давай, Мел, можешь не стоять, как пень, восхищаясь своей работой, — проворчал сержант. — Надо скорее отвести этого молодчика в камеру, прежде чем кто-нибудь узнает, что он умудрился бежать, и начнет критиковать работу стражи.

— А можно… можно, я скажу ей всего пару слов? — взмолился О'Лири, когда его проводили мимо кровати.

— Ну… валяй, приятель, думаю, ты сполна заплатил за это. Только быстро.

— Дафна, — настойчиво сказал Лафайет, и ее веки задрожали и открылись. — Дафна! С тобой все в порядке?

Какое-то мгновение девушка недоуменно оглядывалась вокруг. Потом ее глаза остановились на Лафайете.

— Ланцелот? — прошептала она. — Ланцелот… любимый…

— Ладно, пошли, — проворчал сержант.

Лафайет с отчаянием посмотрел через плечо, когда его вытаскивали из комнаты.

Лафайет, дрожа, сидел в полной темноте, прислонившись к сырой каменной стене. Гробовая тишина нарушалась только мягкой возней мышей в охапке соломы и тяжелым дыханием, доносившимся из дальнего конца комнаты. Второй пленник, его товарищ по несчастью, так и не проснулся, когда его швырнули в камеру, и спал уже несколько часов. Аромат Лунной Розы, духов Дафны, все еще оставался в памяти Лафайета, несмотря на удушливый козлиный запах темницы. Воспоминания об этих мягких теплых формах, которые он так недолго держал в руках, щемили его сердце каждый раз, когда он начинал перебирать в уме все те события, которые произошли с ним в Стеклянном Дереве.

— Да уж, операцию я провел блестяще, лучше не придумаешь, — пробормотал он. — Мне повезло абсолютно во всем, я даже с первого часа попал в ее комнату, и тем не менее я все только напортил. Да и вообще, я не совершил ни одного правильного поступка с тех пор, как впервые оказался на мельнице. Я подвел всех, начиная со Свайхильды и кончая Родольфо и Пинчкрафтом, не говоря уже о Даф… я имею в виду леди Андрагору.

Он поднялся на ноги, сделал четыре шага вперед — дальше, как показали исследования, шла стена, о которую можно было больно удариться, — потом четыре шага назад.

— Но хоть что-то могу я сделать, — прошипел он сам себе. — Может быть…

Он зажмурился — действие совершенно необязательное в сложившейся обстановке — и сконцентрировал свою пси-энергию.

— Я опять в Артезии, — пробормотал он. — Только что вышел в сад с костюмированного бала, чтобы глотнуть свежего воздуха, — вот почему на нем этот нелепый костюм, который дал Спропрояль, — и через секунду-другую я открою глаза и пойду обратно…

Постепенно его голос становился все слабее и слабее. Зловоние камеры не позволяло убедительно представить прогулку в саду, где самым плохим запахом был запах гардинии.

— Ну, тогда… я инспектирую трущобы, — воодушевленно было начал он. — Разве что в Артезии нет нигде никаких трущоб. А как насчет Колби Корнерс? — продолжал рассуждать он.

— Ну да, там есть чудесные трущобы, обитатели которых только счастливы держать уголь в ваннах.

Он зажмурился еще сильнее, концентрируясь как можно тщательнее.

— Я — член Федеральной Комиссии по оказанию помощи, — уверил он сам себя, — и провожу исследования для моей книги, сколько времени требуется средней семье непреуспевающих супругов, чтобы превратить чистую новую современную квартиру в определенный хаос, к которому они привыкли…

— Послушайте, а вы не могли бы галлюцинировать несколько потише, — вызывающе произнес скрипучий голос из дальнего угла камеры. — Я пытаюсь хоть немного вздремнуть.

— А, значит, вы все-таки живы, — не менее вызывающе ответил Лафайет. — Не могу не восхититься вашей способностью спать без задних ног в этом осином гнезде.

— А вы что можете предложить? — послышался незамедлительный ответ. — Чтобы я, не умолкая, жаловался на все, что меня здесь раздражает?

— Как нам отсюда выбраться? — резко сказал Лафайет. — Вот о чем надлежит думать.

— Вопросы и я задавать могу, а вот как на них ответить?

"Этот голос, — подумал О'Лири, — отличается высокомерной наглостью и одновременно жалостью к самому себе. В общем, неприятный голос", — решил он, с трудом сдерживая желание ответить в том же тоне.

— Дверь я проверил, — сказал он с наигранной веселостью.

— Насколько я могу судить, она состоит из одной стальной плиты, что ограничивает наши возможности в этом направлении.

— Неужели какая-то там стальная дверь может нас задержать? Судя по вашему голосу, я почему-то решил, что вы сорвете ее с петель и стукнете по голове первого, кто вам попадется под руку.

— …а это означает, что нам придется искать какой-нибудь другой выход, — закончил свою мысль О'Лири, заскрежетав зубами.

— Прекрасно. Вот и займитесь этим. А я посплю. У меня были совершенно жуткие 48 часов.

— Да ну, кто бы мог подумать? Хотя их вряд ли можно сравнить с моими последними двумя сутками. Я спускался с верхушки ветряной мельницы, боролся с гигантами и пиратами, два раза сидел в тюрьме, один раз мне чуть не отрубили голову, я свалился в шахту лифта, меня судили за шпионаж, после чего я летел на ковре-самолете — это не говоря о теперешнем ужасном положении.

— У-уу-ха! — зевнул товарищ Лафайета по камере. — Счастливчик! Я был куда более занят: договаривался с сумасшедшим принцем, обманул герцога, провел рискованную операцию по спасению, обманул колдунью, причем меня били, пинали, колотили, а потом швырнули в темницу.