Там, где цветет полынь - Олли Вингет

Два пролета высоких ступенек Уля шагала, почти упираясь носом в спину Гуса. Тот не спешил, мерно поднимаясь все выше. А когда свернул на нужном этаже, то Уля уже знала, что увидит за очередной дверью.

В помещение с высоким потолком, стульями, обитыми красным бархатом и тремя ступеньками, ведущими к сцене-зеркалу, они вошли с бокового прохода. Гулкое, полупустое, оно выглядело как школьный актовый зал, в котором суматошно готовится к линейке разношерстный учительский состав.

В первом ряду тучная женщина в бордовом костюме из плотного трикотажа разбирала бумаги по папкам, опираясь пышным бедром на ручку кресла. На ступеньках у сцены, задернутой тяжелым занавесом, сидел молодой парень в спортивных штанах и ветровке. Он был похож на типичного физрука, скучающего и туповатого, который по старой дружбе с завхозом нашел себе место работы сразу после дембеля. Еще две женщины, помоложе первой, но стремящиеся к ее весовой категории, напряженно переговаривались в дальнем углу зала, склонившись друг к другу, как две подружки-одноклассницы.

Шепоток и бумажный шелест стихли, стоило Гусу переступить порог. Он, как настоящий директор, не спеша зашагал по проходу между рядами кресел. Каждый шаг, приближавший его к остальным, делал их лица все более бледными.

– Коллеги. – Старик развел руками, словно собирался обнять всех разом. – Я надеялся, что вы уже начали наше мероприятие.

Тучная завучиха в бордовом покрылась красными пятнами под цвет своего костюма и заспешила навстречу Гусу.

– Мы решили дождаться вас. Тут вот отчетики я принесла, все оформила, все чин чином, – лепетала она, и тонкие каблуки опасно скрипели под весом тела. – Вы посмотрите… я их сегодня Зинаиде Олеговне бы и отдала…

Гус окинул говорившую взглядом и тут же отвернулся, как от чего-то назойливого и дурно пахнущего. Круглое женское лицо скривилось. Но больше она не сказала ни слова.

– Сегодня такой важный день. Работы, пусть и обязательные, принудительные, я бы даже сказал, это шанс сделать что-то полезное для всех. Шанс исправиться. Оправдаться. Реабилитироваться, наконец. Но разве могут проводить их люди, которые сами начинают меня разочаровывать? А, Ульяна, что ты думаешь?

Уля, притихшая было у двери, вздрогнула и отвлеклась от разглядывания пола. На нее смотрели все, кто находился в зале. С легким интересом и пренебрежением. Пока Ульяна пыталась оторвать пересохший язык от нёба, Гус уже обратился к парню, сидевшему на ступеньках.

– Денис, мальчик мой, где же толпа желающих принести пользу нашей дружной общине?

Похожий на физрука нехотя поднялся, одернул куртку и махнул головой.

– Там уже. Ждут.

– Вот! – Гус хлопнул ладонью по пыльной спинке стула. – Вот о чем я говорю, когда прошу вас всегда быть на шаг впереди. Я только подумал, а вы уже сделали! Разве это так сложно, разве это много? Особенно зная, сколько таких, как вы, мечтают оказаться по эту сторону поля… – Старик покачал головой и снова обратился к парню: – Я тут привел еще одну девочку, очень ей надо загладить свою вину. Месяц, знаете ли, не резиновый. Отыщешь для нее инвентарь?

Денис покосился на Улю и кивнул.

– Ну тогда и еще один. Для нашей дорогой Надежды. – Гус повернулся к окаменевшей завучихе и щипнул ее за бок. – Как ты, Надюш, тряхнешь стариной?

Та залепетала что-то, задрожала всем телом, принялась закатывать рукав.

– Нет, нет, пожалуйста, – повторяла она, не решаясь схватить Гуса за руку. – У меня меточка… меточка совсем уже… Не спасет. Нет, мне нельзя туда!

Но старик ее не слушал. Он двинулся дальше, остановился у первого ряда, сел в кресло и углубился в чтение бумаг, которые так заботливо уложила в папку Надежда. А она все смотрела ему в спину, трясла рукой, на которой и правда почти не было видно чернильного узора.

Две стоявшие в отдалении женщины остались на месте, только склонились друг к другу чуть ниже. Гус на них даже не взглянул. А Денис взял под пухлый локоть плачущую Надежду и повел ее к ступеням.

– Отпусти! – слабо трепыхалась она. – Не смей! По какому праву? Сопляк! Подлец!

Но парню было откровенно плевать на ее сопротивление. Он затащил тучное тело на самый верх и легонько толкнул. Этого хватило, чтобы Надежда смирилась. Дрожащей рукой она залезла в маленький кармашек джемпера, достала оттуда таблетку и положила на язык. Денис приоткрыл занавес, пропуская завучиху вперед. И та пошла – покорная, дрожащая – куда-то вглубь.

Не прочитай Уля о пыльном зеркале, которое во тьме становится переходом на полынное поле, ей показалось бы, что Надежда просто скрылась за кулисами в недрах сцены. И стоит там теперь, непонятно почему рыдающая, дышит пылью, рассматривает деревянные стойки и серые усилители.

Но Ульяна знала, что ждет их там, какое оно голодное, цветущее и седое. И от этого знания хотелось кричать. Только сил на это не было. Одна только горечь за щекой, подарок тающей таблетки, и осталась.

– Эй, ты! – Физрук махнул рукой. – Тебе отдельное приглашение нужно?

Уля вздрогнула и пошла на окрик. Наверное, так шли к газовым камерам люди, превратившиеся в живые скелеты. Страх тоже имеет свой резерв, а когда он истощается, остается тупое равнодушие. И горечь полыни во рту.

Три ступени показались Уле небывалой высотой. Она окончательно выдохлась, забираясь на третью, где ждал ее нервно щелкающий пальцами Денис.

– Глаза закрой и шагай. Как там окажешься, бери мешок. Рви траву, собирай, пока целый не наберешь, – сказал он, больно схватив Ульяну за плечо. – По сторонам не глазеть. Ни с кем не разговаривать. И не тормози там. Как только услышишь свисток, дуй обратно. Не успеешь вернуться – твоя проблема. Не наберешь мешок – завтра опять туда отправим. Поняла?

Его лицо оказалось совсем рядом. Молодое, но желтоватое, с набухшими мешками под глазами. Мерзкий воспаленный прыщ прямо посередине лба. И зубы – кривые, все обметанные налетом, от которых разливался тошнотворный запах, стоило физруку открыть рот.

Уля с трудом сдержала порыв отпихнуть его от себя и закрыла глаза, чтобы не видеть эту мерзкую рожу. Но тьма под веками тут же приняла ее в свои объятия. Стоило только поддаться, и пыльный сумрак за кулисами сменился ровным холодным ветром, дувшим прямо в лицо. Он нес в себе невыносимую горечь цветущий полыни.

Седая трава тянулась до самого горизонта, который показался Уле серым и бесконечным. Низкие облака бежали над землей. Собирался дождь.

Ульяна наполнила себя запахом поля и сделала шаг, чувствуя, как ослабевает хватка чужих пальцев на ее плече. Не было больше зала, не было Дениса, не было даже Гуса. Остались одно лишь поле и десяток копошащихся в нем фигур. Исправительные работы для тех, кто отчаянно хочет заслужить прощение старика.

* * *

Трава не желала рваться. Бездонный мешок не был заполнен даже на треть, а Ульяна уже бессильно присела на землю. Под плотным ковром переплетенных трав таилась мягкая, совершенно обычная земля. И это почему-то напугало Улю сильнее всего остального. И тумана, собиравшегося где-то у горизонта, и людей, толпившихся неподалеку, и горечи, что, казалось, заполнила собой весь мир.