«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2 - Олег Лазарев

На следующий день, узнав, что мы будем в Москве еще два дня, я у Поваркова попросил разрешения навестить отца. Через несколько часов я уже был в Кашире. Оба были рады встрече. Мне он показался сильно состарившимся, хотя ему в то время было не так уж и много – 53 года. Видимо, сказалось военное время. Он поинтересовался, чем я буду заниматься теперь, после войны, не собираюсь ли жениться. Из разговоров со мной он понял, что я подружился с девушкой. На многие интересовавшие его вопросы я конкретного ничего сказать не мог, так как сам ничего не знал.

На следующий день я был уже в Москве, откуда в тот же день поездом отбыл вместе с остальными участниками парада в часть. За время пребывания на параде войска фронта передислоцировались в Чехословакию. 13 июля я в составе оставшихся самолетов эскадрильи перелетел на аэродром нового базирования полка в город Вышкув.

Полк в это время занимался приведением материальной части в порядок. Пожилые «старички», как мы их обычно называли, и почти все девушки готовились к демобилизации и отправке на Родину. На следующий день после прибытия в Вышкув в полку в связи с Парадом Победы прошел митинг. После митинга ко мне подошел техник звена Туктаров и, улыбаясь, сказал: «Олег, ты помнишь тот сон, который видел в Зайцеве в начале 44-го года, где тебе снилось, что идешь на параде по Красной площади после Победы, и я тебе тогда еще сказал, что ты будешь в нем участвовать? Ведь правильно сказал, а ты еще тогда смеялся». – «Как же, помню! Он часто вспоминался мне».

Время отправки демобилизованных точно никто назвать не мог, но всем было ясно, что не сегодня, так завтра может поступить команда. Мы с Полиной решили связать свою жизнь навсегда. Но как осуществить это законно, находясь за пределами Родины, не знали. Своими желаниями поделились с командованием полка. От него получили «добро». Таких, как мы, в полку оказалось несколько человек. Начальство решило провести это мероприятие организованно. В один из дней сыграли общеполковую свадьбу. За большим столом сидел почти весь полк. Пстыго, замполит Лагутин и другие по нескольку раз произносили тосты с разными пожеланиями и непременно заканчивали их традиционным в таких случаях словом «горько». Причем когда это делал Лагутин, то он всегда подходил к нам вплотную и заглядывал – действительно ли мы делаем это так, как положено, и, убедившись, что так, удовлетворенно возвращался на свое место.

Всех демобилизованных отправили на сборный пункт в город Простеев, откуда их должны были отправить в Союз. Пока девушки ожидали отправки, я несколько раз с разрешения командира полка ездил повидаться с Полиной.

Вышкув, Унтервальтерсдорф (июль 1945 г. – май 1946 г.)

Война закончилась, но мне казалось, что она продолжается. Будто наступила очередная передышка – оперативная пауза, как иногда ее называли, после которой снова бои. Такое чувство было не только у меня – настолько сильно мы привыкли к обстановке войны. Не просто было перейти на новый ритм работы и жизни. Единственное, в чем я был уверен, что летать на боевое задание больше не придется. В первые дни мира не было никаких конкретных распоряжений, и мы не знали, чем заняться. По инерции продолжали поддерживать боевую готовность, даже подвешивали под самолеты бомбы и полностью укомплектовывали боекомплект пушек и пулеметов, пока до какого-то начальника не дошло: пора отменить и это. Пока я был на параде, за меня оставался командир звена Саша Пятикоп. За месяц моего отсутствия он никаких занятий с летчиками не проводил. Уходил с ними на какой-нибудь водоем, и там они отдыхали, загорали, купались.

Командир полка знал об этом, и когда я вернулся, то получил от Ивана Ивановича внушение, что недостаточно хорошо подготовил его к самостоятельной работе в эскадрилье. Мнe это показалось не совсем справедливым, но, зная его, я перечить не стал. Видимо, командир не мог успокоиться, что на парад все же поехал я, а не другой, и поэтому хотел меня немного уколоть. Я понял, что он по-прежнему испытывает ко мне неприязнь. Не пришелся я ему по душе. К этому я уже давно привык, но неприятный осадок на душе оставался. Приходилось молча терпеть и ждать лучших времен. После увольнения старших возрастов, и особенно девушек, в полку стало как будто чего-то не хватать. Не стало самодеятельности, полковых танцев, не слышались девичьи песни. Прошел слушок, что новым противником для нас могут стать наши союзники, после чего появились расписания занятий для всего личного состава. Стали чащe проводиться работы на матчасти. Мы начали детально изучать армии союзников, его боевую технику, тактические приемы ее боевого использования. Поначалу все это не укладывалось в голове. Как это так – вместе воевали против гитлеровских армий, а теперь вдруг союзники могут стать вероятным противником, с которым, возможно, придется воевать.

8 августа в 18 часов неожиданно поступила команда построиться на митинг. Егo открыл замполит полка Лагутин. Первым выступил командир полка. Он довел до нашего сведения, что Советский Союз, выполняя свои союзнические обязательства, объявил войну Японии. Все выступавшие поддержали решение нашего правительства и выразили желание, если возникнет необходимость, принять участие в боях и выполнить свой долг перед Родиной. В конце митинга начальник штаба зачитал список летчиков и техников полка, направляемых на Восток. Это было звено Копылова из 2-й эскадрильи. Отправились они без самолетов, поездом. Как известно, война эта для нас длилась недолго. И когда Копылов со своей командой доехал до Читы, она уже закончилась. Не понюхав японского пороха, Копылов с летчиками, оставив где-то по дороге технарей, вернулся в полк без почестей победителя.

После победы над Японией начался новый этап демобилизации. Вместо убывшего техсостава прибыло пополнение из училищ. В моем экипаже место Шипицына занял сержант И.С. Гусев. Сменился командир корпуса. Вместо Горлаченко прибыл генерал-майор Рубанов. В середине августа он приехал к нам в Вышкув познакомиться с полком. Полк поэскадрильно построился на аэродроме. Во главе каждой АЭ находился ее командир. Рубанов вместе с командиром полка медленно прошел перед каждой эскадрильей, внимательно всматриваясь в лица стоявших в строю. Дойдя до нашей АЭ, остановился передо мной. Посмотрев на мои ордена, спросил: «Капитан, сколько вы сделали боевых вылетов?» Я ответил. Повернувшись, обратился к командиру полка: «Как воевал этот капитан?» Не помню точного ответа Пстыго, но смысл его слов был такой: «Хорошо. Один из лучших летчиков полка». – «А почему он тогда не Герой?» Ответа Ивана Ивановича тоже не помню, но зато отлично запомнил слова генерала: «Чтобы через неделю материал на всех, кто достоин присвоения звания Героя, был представлен».

Проходит неделя. За это время полк перебазировался в Австрию на аэродром Унтервальтерсдорф. После недельного пребывания на новой точке подходит ко мне комсорг полка Василий Калинин и говорит: «Олег, мне поручили подготовить на тебя материал для представления к званию Героя. Я слышал, что у тебя есть вырезки из газет, где описывались твои наиболее удачные вылеты, дай их мне. Как напишу, верну». С неприятным предчувствием – не вернет – дал, убедительно попросив не потерять. Знал бы я тогда, насколько это был неаккуратный человек и растяпа. Через две недели подходит он ко мне и с виноватым видом говорит: «Не обижайся. Статьи, которые ты мне дал, я никак не могу найти. Их, наверное, кто-то забрал». – «Кому они нужны? В сортир, что ли, кому-то потребовались. Тебе они что – простые бумажки газетные, а для меня память о войне. Я их хотел показать дома отцу, сестре, как воевал. Так и думал, что потеряешь», – с негодованием выпалил молодому комсоргу, который и раньше мне не нравился за свое лицемерие.