Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства - Патриция Мойес

– Спасибо, – ответила Эмми. – Я ему передам.

Фрэнк Мейсон был агрессивным молодым человеком с рыжими волосами, мощной челюстью, имел заметный простонародный лондонский акцент. Гневно взирая на Генри через отцовский письменный стол в Крегуэлл-Лодже, он говорил:

– Нечего тут своих выгораживать! Я знаю, кто убил моего отца, и требую правосудия!

– Мистер Мейсон! – начал инспектор. – Я…

– Эти двойные фамилии! – презрительно скривился Фрэнк Мейсон. – Такие думают, что им убийство с рук сойдет. Обычное наглое убийство! Так вот, не выйдет.

Генри начал терять терпение.

– Если вы спокойно сядете, мистер Мейсон, и расскажете мне…

– Я буду говорить все, что мне, черт побери, заблагорассудится! И вы мне рот не заткнете!

– Сядьте, – сказал Генри не слишком громко, но в его голосе отчетливо ощущался командирский тон. Мейсон остановился – он такого не ожидал, затем сел.

– Так уже лучше, – сказал Тиббет и достал блокнот. – Итак, вас зовут Фрэнк Мейсон. Вам двадцать пять лет, и вы – сын покойного Реймонда Мейсона.

– Верно.

– Единственный его ребенок, если не ошибаюсь.

– Насколько мне известно, да. – Молодой человек несколько пришел в себя. – Во всяком случае, единственный законный. Моя мать умерла десять лет назад.

– Какая у вас профессия, мистер Мейсон?

Фрэнк впервые за весь разговор улыбнулся:

– Профессия? Никакой. Я джентльмен со свободным временем, инспектор.

– Вы хотите сказать, что ничего не делаете?

– Я ничего подобного сказать не хочу. Изучаю в колледже философию, а дома пишу книгу «Философия Ксенофана в свете диалектического материализма». Это пока рабочее название. Поскольку мне принадлежит половина доли «Букмекерская контора Реймонда Мейсона», я избавлен от досадной необходимости зарабатывать на жизнь. Хотя раз или два в месяц захожу в офис – посмотреть, как там зарабатывают денежки.

– Давайте будем точны, – сказал инспектор. – Вам принадлежала половина пая в этом предприятии.

– Что вы хотите этим сказать?

Мейсон невероятно встревожился.

– Только то, – ответил Генри, – что после смерти вашего отца, полагаю, предприятие принадлежит вам целиком.

Настала долгая пауза. Потом Фрэнк Мейсон сказал, словно про себя:

– Я об этом не подумал.

– Правда не подумали? – произнес Тиббет скептически. Обычно люди подобные вещи из виду не упускают, даже в момент тяжелой утраты. – Полагаю, по завещанию отца вы главный наследник?

Молодой человек гневно покраснел:

– На что вы намекаете?

– Я ни на что не намекаю. Я задаю вам вопрос. Вы – главный наследник?

– Единственный, насколько я знаю. И можете делать любые выводы.

Инспектор оставил заметку в блокноте, потом сказал:

– Пожалуй, сейчас вам стоило бы рассказать мне, чем вы занимались вчера.

– Это не имеет отношения к делу. Я приехал вам сказать…

Генри резко захлопнул блокнот.

– Извините, мистер Мейсон. Мне придется просить вас явиться в полицейский участок.

– Это зачем?

– Я надеялся, – ответил Тиббет, – что мы сможем поговорить здесь, в неформальной обстановке. Но если вы занимаете такую позицию…

– Ох, ну ладно. – Молодой человек устроился в кресле поудобнее. – Если я отвечу на ваш дурацкий вопрос, вы выслушаете меня?

– Конечно.

– Хорошо. Вчера утром я работал дома над книгой. Живу в Лондоне, как вы, вероятно, знаете. У меня квартира с гостиничным обслуживанием на Виктория-уэй. Потом я сходил на ленч в местный паб. После этого заглянул в офис – посмотреть, как там что. Вышел оттуда в половине четвертого и пошел в читальный зал Британского музея. Приехал домой на пригородном примерно в половине восьмого. Тут меня и нашла полиция – сообщить про старика. Я ответил, что сразу отправлюсь туда, но они сказали, что нет смысла приезжать раньше сегодняшнего дня. Поэтому сегодня я сел в машину и приехал. Удовлетворены?

– Вполне, – ответил Генри. – Все достаточно просто. А теперь… – Он выпрямился и посмотрел на Мейсона: – Что вы говорили насчет того, будто знаете, кто убил вашего отца?

– Скажу коротко: Джулиан Мэннинг-Ричардс.

– Это очень серьезное обвинение, мистер Мейсон.

– Уж куда серьезнее.

– Хорошо, говорите.

Молодой человек нахмурился, взял со стола нож из слоновой кости для разрезания бумаг и стал вертеть его в руках, подбирая слова.

– Наши отношения с отцом нельзя назвать очень близкими, как мне кажется. Я был для него разочарованием, ведь он хотел, чтобы сын все свое время занимался этим бизнесом. Он понять не мог, что я предпочитаю зарабатыванию денег жизнь кабинетного ученого. В политике у нас по всем вопросам не совпадали мнения, что и так понятно. Да на самом деле у нас во всем были разногласия. Но мы против этого и не возражали. Я говорю понятно?

– Да, – кивнул инспектор.

– Виделись мы нечасто. Фактически, когда он сюда переехал, мы перестали встречаться. Однажды я приезжал его навестить, но от всего этого меня воротило, не сомневайтесь. Жалкое зрелище. Бедный папаша, выставляющий себя напоказ в надежде, что его признают земельным аристократом, постоянно пресмыкающийся перед твердокаменными старыми фашистами вроде Адамсона. Я поклялся, что больше не приеду, и до сегодняшнего дня не приезжал.

– Значит, – спросил Генри, – с последней встречи с отцом прошло уже много времени?

– Ну, не очень. Один раз у нас был контакт – в офисе старой фирмы. Пару недель назад случайно встретились там и пошли вместе обедать. Поскольку мы друг другу глаза не мозолили, то были вполне дружелюбны. – Мейсон опять замялся, потом продолжил: – На самом деле я вскоре заподозрил, что отец узнал от менеджера, когда я собираюсь там быть, и устроил эту якобы случайную встречу. Он все мямлил что-то над супом и над рыбой, и только когда подали кофе и бренди, набрался храбрости все рассказать.

– Все – это что?

– Что он собирается снова жениться! И на какой-то мерзкой дебютантке вдвое его моложе! На этой девице Мансайпл. Я был крайне возмущен, так ему и сказал: достаточно уже того, что он сноб и рвется изо всех сил в высшее общество; быть похотливым старикашкой вовсе не обязательно.

– Да, подобное ему было приятно услышать, – сухо сказал Генри.

Фрэнк Мейсон хлопнул по столу ладонью:

– Самое, черт побери, противное в этой истории, что моя попытка оскорбить отца не проникла в его толстый череп.

– Нет? – переспросил Генри. – Я бы подумал…