Победы, которых могло не быть - Эрик Дуршмид

президент Ливии Муамар Каддафи тайно направил одного из своих ближайших помощников в Китай с простым и конкретным заданием: купить атомную бомбу. Премьер-министр Китая Чжоу Энь-лай со всемирно известной китайской вежливостью проинформировал майора Джалуда, что Китай атомными бомбами не торгует. В апреле 1973 года Мохаммед Хейкал, личный советник египетского президента Насера (Гамаль Абдель Насер умер в 1970 году, в 1973 году президентом Египта уже был Анвар Садат.) посетил генерала Пьера Галуа, отца французских «Force de Frappe»[404], имевшего репутацию одного из виднейших геосгратегов мира[405].

— Mon General,— начал Хейкел,— израильтяне нападают на наши города, разрушают школы и убивают детей[406]. Такое положение нетерпимо, и мы с ним покончим. (В этих словах содержался прямой намек на близость очередной ближневосточной войны.) Мы знаем о ядерных возможностях Израиля. В связи с этим я хотел бы задать вопрос: готовы они использовать свою бомбу в случае внешнего нападения или нет?

Генерал Галуа ответил без малейшего промедления:

— Атомная бомба это не оружие, а средство сдерживания.. Если вы попытаетесь вернуть себе то, что является вашим по праву[407], не угрожая существованию государства Израиль, они не прибегнут к бомбе. Но не пытайтесь сбросить Израиль в море.

Галуа оказался прав. Четвертый раунд арабско-израильского противостояния, получивший у арабов название «Бадр», а у израильтян — «война Йом Киппур», при всей своей ожесточенности не дотянул до ядерного порога. Это была ограниченная война, ограниченная как по поставленным целям, так и по продолжительности[408]. Прямым следствием четвертой ближневосточной войны стало то, что арабы впервые прибегли к своему «нефтяному оружию»[409].

25 октября 1973 года Соединенные Штаты объявили ядерную тревогу, этот инцидент так и остался без внятного объяснения. После общения с президентом Никсоном по горячей линии (Брежнев передал по телексу: «Если Израиль не согласится на прекращение огня, мы с вами могли бы вместе обеспечить прекращение огня, если придется — то силой». Государственный секретарь Киссинджер усмотрел в этих словах скрытую угрозу) советский президент Брежнев сказал сирийскому президенту Асаду, что это была ложная тревога, направленная на дополнительную драматизацию кризиса. Как бы там ни было, этот случай весьма поучителен, он ясно показал, что мировые сверхдержавы не хотят втягиваться в открытое ядерное противостояние.

Конец двадцатого века застал человечество в состоянии крупномасштабного конфликта между коммунистическим Востоком и атлантическим Западом. Главным средством обороны стала не способность защитить свою страну, а угроза уничтожить противника. Осуществимость такой угрозы была более чем убедительно продемонстрирована на примерах Хиросимы и Нагасаки, совершенствование техники уничтожения увеличило ее тысячекратно. Многие годы Советский Союз основывал свою политику на том положении, что Америка никогда не начнет ядерную войну, так как для нее абсолютно недопустима мысль о двадцати миллионах жертв. В результате Запад был заранее настроен на поражение, что давало России существенное психологическое преимущество в ее стремлении к окончательной победе.

Хотя Запад сохранял преимущество в силах первого удара (баллистические ракеты «Минитман» и подводные лодки; русские подводные лодки сильно шумели, поэтому американцы обнаруживали их гораздо легче, чем русские — малошумящие американские), однако русские обладали значительным потенциалом «обезоруживающего» удара. Они разработали стратегическую межконтинентальную баллистическую ракету (МБР) СС-18 с тремя независимо наводящимися ядерными боеголовками. Вскоре количество этих ракет выросло до трехсот, на каждую из пусковых шахт американских «Минитманов» была нацелена одна из боеголовок. В результате русские стали лидерами в гонке вооружений. Однако затем, с появлением американских подводных лодок, вооруженных ракетами «Трайдент» и системы точного наведения, основанной на серии геостационарных спутников (GPS), лидерство снова перешло к Западу. Этот процесс продолжался и повторялся, соотношение сил, обеспечивающих ядерное сдерживание, клонилось то в ту, то в другую сторону, за каждым ходом следовал ответный ход. Такая игра не представляла особых трудностей, не была связана с какими-то принципиальными научными открытиями, великие физики подробно разработали ее теоретические предпосылки несколько десятков лет назад. Оставалось только подобрать подходящие материалы, изготовить нужные инструменты, а затем сложить все это вместе, как детскую головоломку. Сперва бомбы становились все больше и больше — по той причине, что не удавалось добиться достаточной точности доставки их к цели. Когда эта проблема была разрешена, бомбы сменились бомбочками, способными попасть в бревенчатую дачу (или в Овальный кабинет Белого дома) с расстояния в 5000 миль. В конце концов, Соединенные Штаты разработали стратегическую оборонную инициативу (СОИ), основанную на самой передовой лазерной технологии[410] (к счастью, случая проверить ее в деле так никогда и не представилось).

Но «холодная война» продолжалась. Последовали серия переговоров о разоружении[411], широко разрекламированных, однако, по сути своей, бессмысленных, так как реальное сокращение ядерных сил имело чисто косметический характер. Даже после уничтожения пятидесяти процентов своих запасов оружия массового уничтожения каждая из сверхдержав сохраняла достаточно ядерных бомб, чтобы стереть в порошок все население Земного шара, и не один раз, а десять.

Затем условия игры стали изменяться, на горизонте вырисовывались контуры третьей сверхдержавы — третьей, так как Китай не хотел принимать ни сторону СССР, ни сторону США и при этом имел наилучшие шансы пережить кошмар кнопочной войны. А перспектива оказаться по окончании ядерной войны одной из провинций всемирной социалистической империи под управлением Коммунистической партии Китая страшила Советский Союз (управляемый по преимуществу белым русским этническим большинством) куда сильнее, чем экономическое господство Запада. (Один из бывших советских государственных деятелей заметил в частной беседе с автором, что по сравнению с угрозой, исходящей от Китая с его миллиардным населением и острой нехваткой плодородных земель, гитлеровские захватчики кажутся чем-то вроде «шайки бродяг».)

Падение Берлинской стены знаменовало завершение «холодной войны». Однако не стоит надеяться, что отныне Запад сможет неограниченно долго диктовать свою волю остальному миру — подобная самонадеянность может обойтись очень дорого. Предстоящий век будет веком радикальных изменений во всем, включая способы ведения войны. Искусственный разум может в ближайшее время превзойти разум человеческий, что неизбежно коснется и военной науки; «Война в Заливе» стала провозвестником этих изменений. На смену снаряду приходит крошечный, с ноготь размером, микрочип. В будущих конфликтах вполне может случиться так, что решающий фактор будет связан не с людьми, а с самостоятельно мыслящими роботами. Появляется опасность, что солдаты будущего будут полагаться больше на технику, чем на человеческие достоинства, формировавшие великих полководцев на протяжении всей прошлой истории.

В эпоху луков и мечей битвы не отличались особой продолжительностью, победителям требовались считанные часы, чтобы вконец измордовать и перебить побежденных; краткость сражений вкупе с относительной немногочисленностью занятых в них армий