Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923 - Георгий Чернявский

За руководство операциями против Юденича Троцкий был награжден орденом Красного Знамени. В грамоте ВЦИКа за подписью Калинина от 7 ноября 1919 г. (годовщина Октябрьской революции) говорилось: «Тов. Л.Д. Троцкий, взяв на себя по поручению ВЦИК задачу организации Красной армии, проявил в порученной ему работе неутомимость и несокрушимую энергию. Блестящие результаты увенчали его громадный труд. Тов. Троцкий руководил Красной армией рабочих и крестьян не только из центра, но неизменно переносил свою работу на те участки фронта, где задача была всего труднее» [871]. Этого же ордена был удостоен поезд наркомвоенмора, что, кажется, являлось первым в советской истории награждением не отдельного лица, а целого коллектива вне зависимости от того, кто в нем участвовал. Излагая эпизод с собственным награждением, Троцкий старался подчеркивать качество, которое ему обычно не было свойственно: личную скромность. «Мне ничего не оставалось, как подчиниться условности», – писал он, вспоминая заседание Политбюро, на котором было принято соответствующее решение [872]. Он рассказывал, что сам был инициатором введения этого ордена, вручаемого за непосредственные боевые заслуги под огнем. Орден первоначально рассматривался как «единственная награда, которой ВЦИК награждает солдата Революции» [873]. В дальнейшем, однако, было решено награждать этим орденом и целые части; введено повторное награждение (вскоре оно превратилось в многократное), да к тому же появились другие боевые награды. Отметим, впрочем, что, формально говоря, Троцкий, не находившийся в Петрограде под огнем, не подпадал под те условия (а не «условности»), которым должен был удовлетворять кавалер ордена Красного Знамени. Троцкий легко мог не допустить своего награждения, если действительно его не хотел.

Видимо, кроме естественного человеческого тщеславия была еще одна причина, по которой Троцкий не отказался от ордена. Дело в том, что тогда же орден Красного Знамени получил Сталин, тоже никогда не находившийся «под огнем». Троцкий рассказывал об этом отстраненно, но внутренне негодуя. Он очевидным образом использовал этот эпизод, чтобы принизить роль будущего генсека, а заодно продемонстрировать двуликость Ленина: «В конце заседания Политбюро [Л.Б.] Каменев, не без смущения, внес предложение о награждении орденом Сталина. «За что?» — спросил Калинин тоном искреннего возмущения. «За что Сталину, не могу понять?» Его утихомирили шуткой и решили вопрос утвердительно. Бухарин в перерыве накинулся на Калинина: «Как же ты не понимаешь? Это Ильич придумал: Сталин не может жить, если у него нет чего-нибудь, что есть у другого. Он этого не простит». Я вполне понимал Ленина и мысленно одобрял его» [874].

Конечно, на этом примере Троцкий мог бы порадовать читателя и более глубокими выводами о чертах характера всех участников описанной истории, в том числе и самого Троцкого, и о нравах, царящих в Политбюро в 1919 г., тем более что к наградам вскоре прибавилось и увековечивание памяти еще живущих вождей — через переименование городов. В 1923 г. город Гатчина под Петроградом был переименован в Троцк, и этим, кажется, был создан прецедент по присвоению населенным пунктам имен живых и здоровых деятелей [875].

Троцкий продолжал осуществлять военно-стратегическое руководство во время кампаний 1920 г. против Польши и войск генерала Врангеля. Собственно говоря, состояние полувойны против Польши длилось на протяжении почти всего 1919 г. Временами ситуация для советского правительства улучшалась, временами обострялась вновь. Когда Деникин наступал на Москву, его войска одновременно двигались по направлению к Киеву с целью, по оценке Троцкого, «соединиться с Румынией и Польшей» [876], хотя польское правительство крайне осторожно подходило к вопросу о взаимоотношениях с Деникиным, как представителем великодержавной России, не желая идти с ним на прямой союз. Когда же по деникинским армиям был нанесен решающий удар, большевистское правительство попыталось вступить в переговоры о мирном урегулировании конфликта с Польшей, использовав для этого контакты своего представителя поляка Юлиана Мархлевского [877]. Намечалось начать переговоры с сотрудничества с представителями польского Красного Креста по вопросу об обмене военнопленными и эти чисто гуманитарные переговоры превратить в политические.

На заседании Политбюро 14 ноября 1919 г. о переговорах с поляками докладывал Троцкий. Казалось, что они могут завершиться успешно. Польские представители согласились на переданные им условия, за исключением пункта о взаимоотношениях обеих сторон с главой Украинской директории С.В. Петлюрой [878]. Политбюро приняло по докладу Троцкого решение, что пункт о прекращении Красной армией вооруженной борьбы против войск Петлюры отклоняется под предлогом ведения Россией с Петлюрой самостоятельных переговоров. «Поэтому мы не считаем возможным ставить свои отношения» с украинцами в зависимость «от третьей стороны», – указывалось в советском ответе. По категорическому требованию польской стороны переговоры было решено продолжать, но проводить их в абсолютной тайне. Это было первое декларированное возвращение советского правительства к классической общемировой практике тайной дипломатии, от которой публично открещивались большевики, захватив власть в России. Троцкому и Чичерину поручалось разработать детальные условия перемирия, а затем и мира с поляками [879].