Последняя королева - К. У. Гортнер

– Не понимаю, почему со мной не посоветовались, – заметила я как-то за ужином Беатрис. – Они боятся, что я стану возражать? Конечно, мне есть что сказать по этому поводу, но Рим не спрашивает меня, каким образом ему вознаграждать своих слуг.

Не обращая внимания на прислугу с графинами и салфетками, я дала выход своему гневу, но тут же об этом позабыла и вернулась к повседневным делам.

Я написала в Англию своей сестре Каталине, спросив о новостях и пообещав поспособствовать ее браку с принцем, поскольку теперь я королева. Я также написала своей золовке Маргарите и предупредила, чтобы весной она была готова прислать ко мне моих дочерей.

От нее я не получала никаких вестей, даже соболезнований по поводу кончины Филиппа. Я знала, что Карл, как наследник Габсбургов, должен оставаться во Фландрии, и подозревала, что Маргарита взяла на себя заботу и о нем. Неужели она настолько привязалась к моим детям и молчала в надежде, что я не стану о них спрашивать? Если так, то с моими тремя дочерьми ей придется распрощаться. Мне хотелось воспитать их вместе с Каталиной и Фернандо, как воспитывала нас всех вместе мать. Я не хотела, чтобы мои дети выросли чужими друг другу, как Маргарита и Филипп, а зачастую и многие другие отпрыски королевской крови.

Погруженная в свои мысли, я оказалась совершенно не готова, когда однажды в мои покои после многомесячного отсутствия ворвался отец. Лицо его раскраснелось, словно после быстрой скачки.

– Что? – спросил он. – Ты настолько мной недовольна, что жалуешься на меня всем подряд?

Мои фрейлины сидели рядом с шитьем в руках. Увидев их столь же удивленные, как и у меня, лица, я дала им знак выйти.

– Можешь не отсылать их из-за меня, – сухо усмехнулся отец. – Ты столько раз жаловалась за моей спиной, что любые твои слова никого уже не удивят.

Я молча смотрела на него. Беатрис и Сорайя встали и вышли. Я отложила шитье.

– Папа, что случилось? Ты на меня злишься, а я понятия не имею отчего.

– Понятия не имеешь? – Он уставился на меня, сжав кулаки в перчатках. – Хочешь сказать, ты не жаловалась, будто я преднамеренно держу тебя в неведении о делах королевства?

– Я… я никогда такого не говорила.

Во рту у меня пересохло. Такой злобы в его голосе я ни разу еще не слышала.

– Никогда?

– Никогда.

Подойдя к своему плащу, он достал из кармана сложенный пергамент и взмахнул им дрожащей рукой:

– А это что? Ты еще не поняла, что все твои слова и поступки имеют значение? Не посоветовавшись со мной, ты пытаешься усомниться в моих способностях!

Я почувствовала, что задыхаюсь.

Письмо. Он перехватил мое письмо!

У меня потемнело в глазах. С трудом отведя взгляд от смятой бумаги в руках отца, я увидела холодное, непроницаемое лицо чужого, незнакомого мне человека.

– Вряд ли мне требовалось советоваться с тобой по поводу детей, – осторожно сказала я. – Письмо было адресовано сестре Филиппа, и в нем я спрашивала о моих дочерях Элеоноре, Изабелле и Марии. Я ничего не слышала о них больше года, а с Марией рассталась, когда та была еще младенцем.

Отец подвигал челюстью.

– Зачем нам тут еще одна кучка девочек? – спросил он, давая понять, что не только перехватил, но и прочитал мою переписку. – Им нужны прислуга, приданое. Этого мы себе позволить не можем. Лучше оставить их там, где они сейчас, и пусть Габсбурги найдут им подходящих мужей.

Ощутив леденящий страх, я встала и подошла к окну.

– Мои дочери должны быть здесь, со мной, – помедлив, ответила я. – Если не хватит средств – будем экономить. Я тебе уже говорила: мне не нужно столько слуг, а еды для троих хватит и на пятерых. Если придется, девочки могут спать в моей кровати.

Отец поковырял пол носком сапога.

– Как бы там ни было, все имеет свою цену.

– Это только так кажется. – Я повернулась к нему. – Так же как только кажется, будто я готова терпеть шпионов в моем доме. Но я этого не потерплю, папа. Не понимаю, что я такого сделала, что ты счел необходимым следить за каждым моим шагом и перехватывать мои личные письма. Может, расскажешь?

Внезапно от его злости не осталось и следа, как будто он сбросил маску. Столь быстрая перемена в настроении отца мне не понравилась, как и его примирительный тон.

– Извини, madrecita. Я вел себя непростительно.

Я на мгновение лишилась дара речи. Отец не стал отрицать, что подослал ко мне шпионов. Зачем? Чего он боялся? Между нами словно пролегла стена, разрушив былое доверие.

– Похоже, я переутомился, – добавил отец. – Я всегда отличался скверным характером, за что твоя мать часто меня ругала. – Он помолчал. – Все из-за этих проклятых грандов. Они понятия не имеют, что такое преданность. Все те месяцы, что я провел в Бургосе, пытаясь призвать их к рассудку, оказались потраченными впустую.

Это я вполне могла понять, зная по собственному опыту, что кастильские вельможи могут даже святого заставить скрежетать зубами.

– Что они сделали на этот раз? – спокойно спросила я.

– Как обычно – угрожают, что если я не стану уважать обещания, которые дал им твой покойный муж, они заставят меня об этом пожалеть. Они хотят вернуть себе все, что отобрали у них мы с твоей матерью, а что они сделали для нас полезного? Заявляют, что их помощь при взятии Бургоса требует вознаграждения. Теперь они считают, что за любые уступки им полагается титул или замок. Скажи спасибо своему мужу и этому идиоту дону Мануэлю, – похоже, гранды многому у них научились.

Кивнув, я вернулась в кресло, убеждая себя, что все дело лишь в темпераменте отца, в его печально знаменитом арагонском характере, который мать терпеливо пыталась обуздать в течение всех лет их совместной жизни.

– Они еще смеют мне угрожать! – Он ударил кулаком в перчатке о ладонь. – Пора преподать им урок, кто ими правит. Я не дам им разрушить королевство, ведя закулисные переговоры с Габсбургом. Они позволили ему вышвырнуть меня отсюда, но теперь я вернулся, и, да поможет мне Бог, заставлю их себя уважать!

– Но ведь это означает гражданскую войну, – заметила я.

– Скорее, гражданскую бойню. – Отец хмуро посмотрел на меня. – Я уже раньше подчинял их себе, и, если потребуется, сделаю то же самое снова.

– Но они – представители нашей знати и занимают места в кортесах. Если мы объявим им войну, то действительно нарушим их права.

– У них нет никаких прав! Они постоянно строят заговоры и интриги, забывая, что Испания теперь не прежняя. Может, Изабелла и считала нужным их умиротворять, но я этого делать не стану. – Внезапно он замолчал и сглотнул комок в горле. – Ты должна понять, в каком я сейчас положении. Гранды ведут себя словно дикие псы, и их нужно усмирить ради блага Кастилии.

Меня окатило жаркой волной. С меня было довольно позерства и произвола, творившегося во имя Испании. Мне хотелось покончить с этим раз и навсегда, пока не случилось очередной катастрофы.