Время дракона - Светлана Сергеевна Лыжина

три недели назад на пиру княжич верно истолковал кривляния шута, высмеивавшего венгерских монархов - у Гуньяди с королём были плохие отношения, ведь разгром большого турецкого отряда мог бы стать вполне достойным поводом для пиршеств и для танцев, но Его Величество заранее отказался праздновать. "А почему всё-таки отказался? - думал княжич. - Наверное, король не хотел, чтобы его вельможи, сидя за столами во дворце, поднимали кубки в честь Гуньяди. Всему виной зависть молодого монарха к успехам своего регента. Да, всему виной зависть!" Других причин такого поведения Его Величества быть не могло, поэтому Влад решил: "Этому неблагодарному Величеству я точно служить не буду, а когда мне станет чуть побольше лет, напрошусь на службу к дяде Яношу".

Тем временем Янош Гуньяди вместе с отцом Влада продолжал воевать против турков. Это означало, что Пасху, которая в этом году выпадала на первое апреля, семья румынского князя встретит в гостях.

До Пасхи оставалось чуть больше недели, поэтому настроение княжича начало меняться. Он давно привык, что в последнюю неделю перед Пасхой положено соблюдать очень строгий пост, ведь в это время вспоминаются события, связанные с распятием Спасителя, а значит - нельзя играть ни в "Поймай-угадай", ни в другие игры, пусть даже самые безобидные. Влад заранее смирился с мыслью, что скоро начнёт жить, как до приезда к венграм - всё станет строго и серьёзно - и пусть солнце светило ярко, и птицы щебетали, как полоумные, но он всё равно готовился скорбеть из-за распятого Христа, которого искренне жалел, потому что Христос умер за чужие грехи.

Наверное, не было ничего удивительного в том, что княжич, вспомнив о Христовых муках, почувствовал, что нуждается в покаянии, ведь чувства к Сёчке были греховными. И всё же каяться на исповеди Влад не собирался. Конечно, любой священник скажет, что истинное очищение души невозможно без исповеди, проведённой по всем церковным правилам, но тринадцатилетний отрок считал, что способен исправить свою жизнь и без вмешательства церковников.

Влад захотел стать примерным и даже вспомнил про учёбу. К сожалению, здесь, в замке отец Антим не донимал своего ученика уроками, хотя княжич очень обрадовался бы, если б они появились. Влад был бы не прочь наложить на себя тайную епитимию, то есть наказание, а в качестве такового очень подходило изучение наук, которое не приносит удовольствия. Вот почему отрок сам обратился к наставнику с просьбой возобновить занятия - зашёл к нему в комнатку и, подождав, пока тот закончит читать очередную молитву, спросил:

- Отче, а почему с тех пор, как мы приехали сюда, ты не учишь меня наукам?

Отец Антим улыбнулся и сказал:

- Сейчас в твоей голове всё равно ничего не удержится. Мы лучше подождём.

- Я хочу избежать праздности, - произнёс княжич и тут же задумался: "А догадывается ли учитель, к чему привела меня праздность?"

Наверное, отец Антим не догадывался. Как и всякий монах, он стремился ограждать себя от мирской суеты, не слушал сплетен и не собирал слухов, а всё свободное время проводил в уединении, творя молитвы или читая книги. "Нет, вряд ли учитель подозревает, - думал Влад. - Если подозревает, то странно, почему не спрашивает меня ни о чём. Или, может, ждёт, пока я сам расскажу? Долго придётся ждать".

Тем временем отец Антим встал с колен, порылся в сундуке и вынул небольшую книжку-тетрадку с мягкой кожаной обложкой:

- Хочешь избежать праздности? Тогда читай, - с необычайной серьёзностью сказал наставник. - Когда закончишь, начни сначала. Прочитай столько раз, сколько сможешь, а через некоторое время я спрошу тебя, как ты понял прочитанное.

Книжка, которую он вручил княжичу, оказалась Евангелием от Иоанна. Это Евангелие Влад впервые осилил лет в восемь. По этой книге отец Антим учил его и Мирчу славянскому языку, а почему именно по ней, не знал даже сам отец Антим. Как-то раз он сказал своим подопечным, что Евангелие от Иоанна - одна из самых коротких библейских книг, а в другой раз сказал, что эту книгу надо изучить, поскольку все румынские князья получают при крещении имя Иоанн.

Такое имя носил дед Влада - великий Мирча - а также отец и старший брат, и сам Влад, и младшие братья. Правда, в разговорах крестильное имя не использовали. Государям полагалось упоминать его в грамотах и чеканить на монетах, а в кругу семьи никто не обращался друг к другу как к Иоанну. Случалось даже, что Влад забывал о своём "истинном" имени, под которым числился в небесной канцелярии.

Так или иначе, теперь княжичу велели перечитать Евангелие от Иоанна, поэтому отрок вернулся к себе, сел за стол, принялся читать и успел прочитать полтора раза, как вдруг в комнату заглянула Ивола.

- А! Вот ты где. Что это у тебя? Книга? Тебя посадили за чтение? - прощебетала она.

- Я сам решил читать, - ответил княжич.

- Что-то тебя не видно и не слышно, - сказала девица. - Раньше ты приходил к нам каждый день и звал играть, а теперь не приходишь.

- Разве в последнюю неделю перед Пасхой можно играть? - возразил Влад.

- Последняя неделя ещё не наступила, - прощебетала девица. - Последняя неделя наступит завтра. А сегодня Цветочное воскресенье. Скорбеть ещё рано. Это было бы даже грешно, ведь сегодня Господь только вошёл в Иерусалим и ещё не распят, - Ивола улыбнулась и добавила. - Оставь свою книгу. Пойдём. Пойдём же!

- Куда? - удивился княжич.

- В сад. Мы решили устроить праздник, пока можно.

Влад понял, что не способен ей противиться. Он закрыл книгу, встал из-за стола и спросил:

- А что за праздник?

Ивола прежде времени рассказывать не стала. К тому же, надо было спешить - в саду уже ждали остальные пятеро служанок и Сёчке.

Все они стояли возле раскидистого деревца, сплошь усыпанного розоватыми цветами. На ветках ещё не появилось ни единого листа - только цветы, и на всей лужайке это дерево оказалось единственным, уже успевшим расцвести.

Княжич не настолько хорошо разбирался в деревьях, чтобы знать, что в марте зацветает миндаль. Это не те сведения, которые полезны в государственных делах, поэтому Влад узнал про миндаль гораздо позже, через много лет, когда случайно увидел в саду в Тырговиште такие же ранние цветы на ветках и спросил садовника. Через много лет Влад посчитал,