Время дракона - Светлана Сергеевна Лыжина

чьё фиолетовое платье отражалось в водах озерца.

Так Влад и гонялся за девицами, лихо перепрыгивая через свежевскопанные клумбы, через камни, уложенные там и здесь, через низкие кусты. Княжичу только и слышался его собственный топот по песчаным дорожкам, шорох веток, когда требовалось срезать угол, вскрики, смешки. Поймав очередную девицу, Влад временно не слышал ничего, потому что его внимание обращалось на другое, а затем всё повторялось - топот, шорох веток.

После Ануцы бегать стало тяжелее.

- Запыхался? - насмешливо спросила Беке, когда ловец, крепко держа её, решил выждать полминуты, чтобы перевести дух.

Влад ничего не ответил, поцеловал и побежал догонять оставшихся. "Вон Чилла. На ней жёлтое платье, - мысленно отмечал он. - Надо же! Чилла даже не прячется, а стоит посреди аллеи и как будто ждёт. А вон голубое платье Лии в конце той же аллеи".

Наконец, княжич догнал всех, после чего подумал, что шесть девиц за один раз это всё-таки многовато. Возвращаясь вместе с ними к цветущему дереву, где осталась Сёчке, он вдруг осознал, что толком не запомнил поцелуи - запомнил лишь, что губы у девиц мягкие, а дыхание горячее, но горячим оно сделалось из-за бега.

Сёчке меж тем стояла и любовалась мерцишорами на дереве. Служанки, не сговариваясь, взяли госпожу за руки и начали водить вокруг дерева хоровод.

Марика, Ануца и Лия привычно запели по-румынски:

Мы узнаем по приметам,

Когда придёт Драгобете.

Девицы в отличие от ловца запыхались гораздо меньше, потому что каждой из них пришлось бегать в шесть раз меньше. Сейчас они пели, как ни в чём не бывало, а Влад не мог даже говорить толком, зато это дало ему возможность собраться с мыслями.

- Дорогая невестка, - наконец сказал он, перекрывая слова песни. - Я тут подумал и понял, что должен поцеловать тебя тоже.

Хоровод остановился, и пение смолкло.

- Я должен это сделать ради приличия, - продолжал Влад. - Это ведь очень невежливо отдавать всё внимание служанкам, а госпожой пренебрегать. Госпожа должна получать не меньше служанок, а иначе это урон для её чести. Я хочу быть вежливым. Кроме того, я твой родственник и тем более должен следить, чтобы твоя честь не умалялась. Вот и получается, раз ты дарила мне подарок, я должен тебя поблагодарить, как благодарил других. Тогда никто не скажет, что госпожа хуже служанок.

- А ведь верно, дорогой деверь, - улыбнулась Сёчке, - нам придётся поцеловаться.

Она приблизилась и встала напротив него, глядя прямо в глаза, после чего деверь взял её за плечи и поцеловал, но оказалось, что он, несмотря на то, что уже шесть раз делал это с разными девицами, целоваться толком не умеет. Невестка аккуратно показала, как должно быть, а её служанки тем временем начали водить хоровод вокруг княжича и своей госпожи, продолжая петь всё ту же песню.

"Так вот про что говорил змей!" - думал Влад, вспоминая то Цветочное воскресенье. Поцелуй Сёчке в отличие от поцелуев её служанок запомнился очень хорошо, но подходящих слов для воспоминаний подобрать не получалось. Отец Антим сразу подобрал бы слово, назвав всё блудом, но княжич не мог с этим согласиться. "Блуд" звучало грубо и тяжеловесно, так что невольно возникал вопрос - неужели, нет ничего покрасивее?

"Нет", - ответил бы отец Антим, потому что не раз повторял: "Люди стремятся назвать свои грехи красиво, чтобы не чувствовать вины. Тяжеловесные слова давят на твою совесть, а красивые и изящные не давят".

В прежние времена Владу казалось, что священник прав, но теперь тринадцатилетний "блудник" принялся бы спорить: "При чём тут совесть?" Княжич совсем не чувствовал укоров совести и даже гордился собой. Хотелось рассказать каждому, как случился поцелуй, и про всё предшествующее тоже рассказать - всю историю, начиная с приезда Сёчке в Тырговиште.

Раньше Влад постеснялся бы рассказывать о чувствах, которые его одолевали, ведь ему было немного стыдно, а вот теперь, когда невестка ясно намекнула, что относится к ухаживаниям деверя благосклонно, стыд вдруг исчез без следа. Исчезли все оттенки этого чувства: смущение, неуверенность, робость. Даже осторожничать больше не хотелось. Сейчас Влад легко рассказал бы всё. Только не на исповеди, а просто так, потому что каяться по-прежнему не собирался, даже если бы ему пригрозили самыми страшными муками, уготованными грешникам в геенне огненной.

В последние дни Великого поста мысль о геенне приходит сама собой. Особенно в Великую Субботу, когда верующие вспоминают, как Христос, умерший на кресте, спустился в ад и устроил там переполох. Зато в последующие дни мысль о наказании за грехи больше не посещала Влада.

Княжич начал думать лишь о приятных вещах, поскольку получил новые доказательства, что невестка ему благоволит. Первым доказательством стало то, что она попросила деверя сопровождать её на деревенский праздник. По случаю Пасхи веселились все окрестные селения, и Сёчке отправилась в одно из них, потому что хотела танцевать. Служанки по обыкновению сопровождали госпожу, поэтому Влад, отплясывая под деревенскую музыку, плясал и с ними тоже, но с невесткой плясал всё-таки больше.

Он был счастлив, однако почувствовал себя ещё счастливее, когда Сёчке перестала отказываться от участия в игре "Поймай-угадай". Теперь, выступая в роли ловца, княжич жалел только о том, что не может выбирать, кого ловить. "Вот бы всегда попадалась Сёчке!" - думал он, но Сёчке попадалась не чаще остальных.

Когда та всё-таки попадалась, Влад узнавал её почти сразу и прилагал все усилия, чтобы не измениться в лице, как только понимал, что невестка вот - так близко, что ближе некуда. Раньше его мечты о ней были неясные, а теперь он очень даже ясно представлял, что мог бы сделать, окажись Сёчке с ним наедине. Теперь княжич чувствовал себя по-настоящему взрослым. Только вот незадача - развить успех в ухаживаниях и заставить свои новые мечты сбыться никак не получалось.

Формально отрок продолжал ухаживать за семерыми девицами, и это ставило его в безвыходное положение. Если бы он ухаживал за одной, то привёл бы её в укромный закоулок в саду и добился большего, чем просто поцелуй. "А как проделать такое одновременно с семерыми? - думал Влад. - Это же целая толпа! Куда ни приведи этих семерых, любой закоулок сразу перестанет быть укромным. А порознь они не ходят. Прямо как овцы в стаде - всегда вместе, и