Окраина - Бентли Литтл

Голос перешел на русский:

– Твоя мать, эта шлюха, была такой же. Она раздвигала ноги перед Яковом и позволяла делать с собой все, что приходило ему в голову, а потом возвращалась домой и отказывалась исполнять супружеский долг. Сука!

В голосе слышались ненависть и угроза насилия.

– Но я не стал торопиться. Я долго ждал.

– Так это ты убил Якова? – спросил Грегори.

– Конечно, – мягко произнес голос и опять переключился на английский: – Ты что, думаешь, что я позволю кому-то безнаказанно трахать мою женщину? Думаешь, что я мог простить ему блудодейство с твоей матерью? Это называется двурушничеством. Ведь сказано же в Библии: «Не прелюбодействуй». А этот извращенец обливал твою мать спермой в то время, когда должен был молиться и читать Святую Книгу… Разве я мог равнодушно смотреть, как он скармливает моей жене свой мясной отросток?

Грегори пришло в голову, что его отец никогда так свободно не владел английским языком и никогда не был знатоком сленга и просторечных выражений.

– Вот я и разобрался с ним, – сказал отец. – Как настоящий мужчина.

Грегори кивнул. Отец абсолютно прав. То, что он говорил, было вполне логичным. Грегори стоял, разглаживая мятую одежду, в которой спал.

– И ты что, так и позволишь Джулии уйти? Позволишь ей безнаказанно раздвигать ноги перед каждым стоячим членом в городе?

– Нет, – прошептал Грегори.

– Достань оружие, – мягко посоветовал отец. – Ты же сам хочешь этого. Возьми револьвер, засунь его ей в промежность и вышиби из нее все остатки чужой спермы к чертовой матери. Это научит ее, как себя вести, и послужит примером всем остальным.

Грегори снова кивнул.

– Ведь ты же для этого купил револьвер? Так пользуйся им. Сделай это прямо сегодня. Удиви ее во сне, когда она мечтает о вкусе его горячей спермы, когда она мечтает, как будет скакать на его члене… Сделай это. Именно тогда.

Голос продолжал что-то говорить, но Грегори уже перестал слушать. Это было вроде радиопрограммы на заднем фоне. Белый шум. Хочешь – слушай, хочешь – нет, а на сегодня он услышал уже достаточно. Дальше слушать он не хотел.

Грегори знал, что его отец прав; был полон праведного гнева и кипел от ярости, которую, он хорошо это знал, сможет удовлетворить сегодня вечером.

Часть его не понимала, зачем ждать до вечера, почему не сделать это прямо сейчас, но эта мысль была похожа на мысль об английском его отца. Она не несла никакой смысловой нагрузки, и он проигнорировал ее, отбросив в сторону.

Выйдя из спальни, Грегори немедленно поднялся на чердак и втянул за собой лестницу. Закрыв за собой дверь, он направился к полке, на которой лежало оружие.

Тео было страшно.

С ее папой происходило что-то не то.

И что-то плохое случилось с Сашей.

Ма и Адам тоже испуганы, и от этого она боялась еще больше. Никто об этом с ней не разговаривал – Ма просто велела ей сидеть у себя в комнате и никуда оттуда не выходить, – но Тео казалось, что во всем виновата banya. Девочка никак не могла отказаться от мысли, что если бы она не прекратила туда ходить, не прекратила бы видеться с ней, то ничего бы не произошло из того, что происходило сейчас. Banya наказывала ее за неблагодарность и за то, как она вела себя с ней.

И она вымещала свой гнев на членах ее семьи.

Тео хотелось плакать, но она заставила себя сдержаться, заставила себя быть храброй. Она хотела вернуться и высказать banya все, что она о ней думает, но Ма приказала никуда не выходить из комнаты, и Тео боялась ее ослушаться.

Папа в последние несколько дней вел себя странно. Они с Адамом это обсуждали, но ни один не знал, как обратить на это внимание Ма. Да и сама Ма была не в лучшей форме. Чего бы у нее там ни было, то ли грипп, то ли еще что-то, но она была слаба, а они не хотели еще больше усложнять ей жизнь.

Но папа был действительно странным. И он ее пугал.

Именно пугал, но Тео не могла понять почему. Он не был ни агрессивным, ни сердитым – ничего такого. Он был или очень-очень веселым, или, наоборот, тихим и отстраненным. Но…

Но ни то ни другое не было похоже на ее папу.

Да, именно так. Он не был похож сам на себя. Не был похож на ее Па. Больше всего он напоминал поддельного папу, как будто кто-то был очень на него похож и изо всех сил старался вести себя как он, но у него ничего не получалось.

Именно из-за этого, предположила Тео, она и подумала о banya.

Из-за поведения отца и этого ощущения опасности.

Потому что в ее папе чувствовалась какая-то опасность.

Из-под его жизнерадостности, из-под его любезности проглядывало что-то другое, что скрывалось у него где-то глубоко внутри и напоминало ей о тенях в banya. Тео знала, что Адам это тоже почувствовал. Ма, может быть, тоже, но она сейчас держалась от них от всех подальше и хранила все в себе.

Тео очень хотелось, чтобы рядом оказалась Бабуня. Уж она-то точно знает, что надо делать, и сам Адам сказал, что чувствует себя спокойнее, когда бабушка рядом. Но Бабуня вчера вечером не вернулась домой и утром тоже не появилась, и никто не знал, где она может быть.

А вот Саша вернулась. Она пришла домой вчера вечером и выглядела так, как будто ее сильно избили. Ма ударилась в истерику и тут же увела ее в спальню, чтобы отмыть и перевязать. А отец вел себя так, как будто ему было все равно, и Тео вспомнила, что именно в тот момент она подумала, что за всем этим может стоять banya.

Тогда девочка впервые ощутила опасность.

Она хотела, чтобы сейчас вся семья оказалась в Калифорнии. Там таких вещей никогда не бывало. И, глядя из окна своей комнаты на тополя в осеннем уборе, на безоблачное голубое небо, на желтовато-коричневые скалистые стены каньонов, Тео сделала то, чего не хотела делать больше всего на свете. Она расплакалась.

Агафья заснула на диване Семена, ожидая его возвращения. К утру она поняла, что с ним что-то произошло, что с ним что-то случилось. Он должен был вернуться домой сразу же после того, как объяснит другим, что надо срочно привезти пророка к ней домой и что именно ее дом был тем местом, откуда в город поступал dookh bez zhizni. А потом она вместе с Семеном должна была попытаться освободить Джулию и детей. Агафья понимала, что с Грегори может возникнуть проблема, что он может не захотеть их отпускать. Но, имея на своей стороне помощь Семена, божью молитву и благословение, а также желание самой Джулии и детей, Агафья не сомневалась в конечном успехе операции. Однако Семен не вернулся вовремя, и она забылась сном, а проснувшись утром, обнаружила, что все еще одна в доме.

И она немедленно заторопилась к себе домой. Со всей скоростью, на которую были способны ее старые ноги. Вся эта беготня последних двух дней не прошла для нее даром, и у Агафьи ломило все тело: мускулы ног ныли, и даже дышать было больно. Она всегда считала, что для своего возраста находится в отличной форме, но возраст этот уже достиг 74 лет, и как бы она ни хотела не замечать этого, но она уже была немолодой женщиной.