Древний Аллан. Дитя из слоновой кости - Генри Райдер Хаггард

Но вот сошлись и мы с Идернесом. Он был выше меня и здоровее, но при этом старше и дороднее. Поэтому было разумнее держать его подальше от себя и постараться измотать, что я и делал, мало-помалу пятясь, всякий раз отражая его удары щитом и лишь иногда парируя их мечом.

– Он идет! Идет! – заорали воины с Востока. – О Идернес, остерегайся карлика!

– Не подходи, Бэс! – крикнул я. – Это мое дело, – и он повиновался, как нередко случалось, когда мы вместе охотились.

Вдруг Идернес нанес мне резкий удар по шлему, едва не сбив меня с ног, а следом за тем, прежде чем я успел оправиться, еще один, и выбил у меня щит, на что воины с Востока ответили громоподобным криком. И тут меня охватил страх неминуемого поражения, чуть было не лишив меня рассудка, поскольку этот наместник оказался на поверку недюжинным бойцом. Тогда я с криком «Слава Египту!» двинулся на противника, точно раненый лев, и скоро пришел его черед пятиться. Но, увы, слишком сильно ударил я его в очередной раз, так, что мой меч сломался о его кольчугу.

– Нож! – завопил Бэс. – Нож!

Я швырнул рукоятку меча Идернесу в лицо, мигом выхватил из-за пояса кинжал. Ринулся вперед и, застав его врасплох, стал наносить ему один удар за другим. Он схватил меня в охапку – мы повалились наземь и принялись кататься, подминая друг дружку под себя. И только богам ведомо, чем бы все это кончилось, не найди я в разгар этой невообразимой возни прореху в его кольчуге, лопнувшей, должно быть, после того как я сломал о нее свой меч, что лишило его сил. Впрочем, разум его тоже ослаб, потому что он простонал, задыхаясь:

– Пощади меня, египтянин, и все мои сокровища будут твоими. Клянусь огнем!

– Ни за какие сокровища на свете, наветчик! – выпалил я в ответ и трижды вонзил в него кинжал по самую рукоятку, после чего он испустил дух.

Затем я встал, и, когда воины с той и другой стороны увидели, что я вышел победителем, а Идернес так и остался лежать на земле, египтяне сотрясли воздух оглушительным победоносным криком, которому вторил злобный рев пришельцев с Востока.

– Пощади меня, египтянин, и все мои сокровища будут твоими. Клянусь огнем!

С возгласом «Лихо, господин!» Бэс набросился на убитого и отсек ему голову, как уже сделал это с трупом сановника с ястребиным взором. Затем, взяв в каждую руку по голове, он показал их пришельцам с Востока.

– Воины Великого царя! – сказал я. – Призываю вас в свидетели, мы бились честно, один на один, хотя нужды в том не было.

Все десятеро охранников наместника стояли молча, а один из моих вдруг воскликнул:

– Назад, Шабака! Они наступают!

Я поднял глаза, увидел, как пришельцы с Востока двинулись на нас неудержимыми волнами, и в окружении охранников во главе с Бэсом, который приплясывал впереди, потрясая отрубленными головами, кинулся обратно – к своему лагерю; один из наших дал мне испить вина и плеснул водой на раны, оказавшиеся всего лишь легкими царапинами. Не успел я напиться и ополоснуться, как завязался бой, и вскоре в пылу сражения я совсем забыл про смерть Идернеса и его прихвостня-клеветника.

Мы сошлись в жесточайшей схватке в тот вечер на берегах Нила. Мы занимали превосходную позицию, однако нас было вчетверо или впятеро меньше, к тому же неприятель с наймитами не на шутку рассвирепели после того, как от моей руки пал наместник. Время от времени они приходили в такую ярость, что кидались на нас вверх по склону, точно дикие буйволы. Мы отбрасывали их назад главным образом с помощью лучников, поскольку наши плохо обученные ратники едва ли могли противостоять закаленным в сражениях воинам с Востока. Так что мы, укрывшись за скалами, обрушили на них град стрел, валя с ног лошадей, запряженных в колесницы, а потом принялись выкашивать пеших, которые шли следом. Что до меня, я схватил свой большой черный лук, трижды натянул тетиву – и увидел, как один за другим упали трое неприятельских командиров: никакая кольчуга не могла бы уберечь их от пущенных мною стрел, потому что в стрельбе из лука я был весьма искусен. Никто во всем Египте не стрелял так далеко и метко, как я, за исключением разве что Пероа. Впрочем, воспользоваться луком в полной мере у меня не было времени: мне то и дело приходилось перемещаться вдоль наших рядов и подбадривать моих боевых товарищей.

Трижды мы теснили их, пока они не решились пойти на хитрость. Отказавшись от натиска напролом и собрав остававшиеся в резерве колесницы, они направили один отряд вверх по склону с той стороны, где нападающим было бы легче укрыться за скалами от наших стрел, а другому их отряду предстояло продраться через заросли тростника и хлебные поля вдоль берегов реки и выйти к нам с той стороны, откуда из-за плохого обзора мы не могли вести прицельную стрельбу из луков, хотя пращники, защищавшие наши корабли, все же их малость потрепали.

Таким образом, они атаковали нас с обеих сторон, и, покуда мы отражали их натиск с флангов, они ударили по нам и спереди. Вот когда завязался самый ожесточенный бой: луки теперь были бесполезны, и в ход пошли мечи и копья. В какой-то миг мы дрогнули, и мне показалось, что неприятель, того и гляди, прорвет наши ряды. Но я тут же собрал наши силы в кулак и бросил их в контратаку – и мы снова потеснили неприятеля, хоть и совсем немного. И все же исход сражения был неясен, пока у меня из-за спины вдруг, откуда ни возьмись, не выскочил дико оскалившийся Бэс с небольшим отрядом греков, который мы держали в резерве, – тогда-то, думаю, при виде жуткого карлика, похожего на не на шутку разгулявшегося злого духа, пришельцы с Востока и дрогнули, при том что греки испугались его не меньше.

Во всяком случае, выкрикивая что-то про злого духа египтян, под которым думаю, они разумели бога, в честь коего был наречен Бэс, пришельцы с Востока отступили, бросая убитых – их было не счесть – и унося с собой раненых, чтобы избежать полного разгрома.

У подножия склона они перестроились и стали держать совет, а потом расселись прямо на земле – на расстоянии полета стрелы, будто расположившись на отдых. И тут я разгадал их замысел. Они намеревались дождаться ночи, благо она была не за горами, поскольку солнце клонилось все ниже, и затем, когда нам будет не видно, куда стрелять, либо атаковать нас в лоб, пользуясь своим численным превосходством, либо, отойдя к скалам пониже, взобраться на них, чтобы занять более высокое положение на открытой возвышенности.

Тогда мы тоже собрались на совет, хотя так толком ничего не решили, потому как не знали, что делать дальше. Нас было слишком мало, чтобы самим атаковать такое большое войско, да и взобравшись на скалы, мы вряд ли смогли бы выдержать натиск неприятеля посреди песчаной пустыни, вздумай он напасть на нас под прикрытием тьмы. Если бы это случилось, все, что нам оставалось бы делать, так это стоять до последней возможности, а потом уцелевшими силами отступить под защиту наших кораблей. Но тогда мы проиграли бы сражение, а большая часть воинов с Востока вернулась бы в Саис с победой, если, конечно, нам на выручку не подоспели бы основные наши силы под водительством Пероа.