Знак Десяти - Хосе Карлос Сомоса
Шрифт:
Интервал:
Когда появился Дойл, Джимми Пиггот, помощник бухгалтера, лежал на полу, растянувшись во весь рост и подпирая дверь в комнату мисс Мак-Кари; клерк спал глубоким сном.
Джимми заверил доктора, что ночь для него прошла спокойно и что мисс Мак-Кари, насколько он понимает, все еще спит. Дойл несколько раз постучал, ответа не было, и тогда он решил войти, но дверь была заперта изнутри. Мужчины встревожились, общими силами высадили дверь, ворвались внутрь и застали ужасную картину. Дойл засвидетельствовал смерть.
Обитатели Кларендона стекались в не совсем ясном порядке; начиная с этого момента все было не совсем ясно; Уидон явился еще в халате, он ночевал в одиночестве, поскольку у них с Джимми была общая спальня на двоих; поднялись и медсестры, их крики разбудили весь Кларендон; появился дрожащий Понсонби, который в порядке исключения оставался ночевать у себя в кабинете, чтобы утром без промедлений приступить к продолжению ментального театра; последними поднялись сэр Оуэн и запыхавшийся Квикеринг с перекошенным лицом. У Сьюзи Тренч случился истерический припадок; ей пришлось оказывать помощь. Когда все собрались на мансардном этаже, полицейские уже были на месте.
Таковы были в общих чертах показания доктора Дойла.
– Очередное самоубийство в Кларендоне, не так ли, доктор Понсонби? – заметил Лоусон. – Одно еще допустимо, но два – плохое число. Оно ждет не дождется следующего случая, чтобы превратиться в три…
– Боже мой, бедная женщина… – причитал Дойл. – Мистер Икс уже знает?
– А это еще что за… – поспешил с вопросом Лоусон, но Понсонби его опередил:
– Пациент этой леди, и я должен заметить, к вашему сведению, агент Роусон…
– Лоусон.
– Да-да, простите… Я хочу сказать, что нож именно такого типа, предположительно использованный этой леди для лишения себя жизни… уже использовался той же самой леди несколько месяцев назад… при попытке убийства своего пациента; как совершенно верно напомнил доктор Бойд… Я не хочу сказать, что это очень важно, я хочу сказать, что, возможно, это так и есть.
– Кто такой доктор Бойд?
– Это я, моя фамилия Дойл.
Агент Лоусон скривился и всадил очередную точку над i:
– У вас тут пансион для сумасшедших, за которыми присматривают здоровые люди, или наоборот? Медсестры нападают на пациентов с ножами? А сами-то вы кто? Здоровые или душевнобольные?
– С вашего разрешения, агент… – забормотал сэр Оуэн, разом постарев, сгорбившись, хватая ртом воздух. – Меня зовут Оуэн Корридж, и я психиатр.
– Величайшее светило, – добавил Понсонби.
– Я хочу сказать, что теория моего коллеги об использовании ножа медсестрой Мак-Кари весьма правдоподобна, правильно? Но не по причинам, на которые ссылается доктор Дойл, а потому, что… она сама чувствовала вину за попытку убийства своего пациента. Это известно всем… и, возможно, ее вина…
– А вы кто? – перебил Лоусон, глядя в другую сторону.
– Я доктор Альфред Квикеринг, психиатр.
– Святые небеса. – Лоусон перестал записывать. – Мне почему-то кажется, что здесь больше мозгоправов, чем больных. Что вы все делаете в Кларендоне?
Светила потупили глаза, за всех ответил Дойл:
– Агент, здесь врачи устраивают ментальный театр для одного из пациентов.
– Кто этот пациент?
– Я.
Ответ прозвучал с лестницы.
– Погодите, не подсказывайте, – хмыкнул Лоусон. – Вы тоже психиатр?
– Нет, – сказал пастор. Он был аккуратно одет и причесан, что в сложившихся обстоятельствах само по себе было немало, но лицо его было белее его накрахмаленного воротничка. – Я преподобный Чарльз Доджсон. Врачи устраивают для меня ментальный театр, чтобы понять, что произошло сегодня… – На этой фразе самообладание как будто покинуло его, но он сумел договорить: – Я пришел просить о продолжении.
– Чарльз… – забормотал растерянный сэр Оуэн.
И тогда послышался новый звук, из другого угла здания.
Скорбный вой. Нечеловеческий вой. Все застыли.
Остановился допрос, остановилась суматоха.
Многим вспомнились легенды о призраке, воющем по покойнику.
Банши.
Охваченный ужасом сэр Оуэн первым обернулся к лестнице:
– Что… что это было?
Ответ пришел от его преподобия:
– Мы только что сообщили о случившемся мистеру Икс. – Блеск в глазах выдавал в говорящем скорее Льюиса Кэрролла, нежели Чарльза Доджсона. – Того, что случилось, уже не поправить. То, что может случиться, поправить можно. Оуэн, давайте продолжать.
3
У полицейских никаких возражений не возникло. Они и так были завалены работой.
К тому же, хотя Лоусон и не сказал этого вслух, несложно было догадаться, что после устроенного Бёрчем осмотра тела и комнаты, который не выявил ничего подозрительного, указывающего на участие второго лица (это стало ясно, когда Бёрч в ответ на вопрос Лоусона покачал головой), гипотеза о том, что покойная решительно положила конец собственной жизни, приобретала все больше веса.
Вот почему полицейские остались наверху допрашивать медсестер и остальной персонал Кларендона, прочие же спустились в подвал.
Декорации переменились. Сами психиатры потрудились над ними еще на рассвете: почти все панели, включая и не пройденную часть лабиринта, были убраны и теперь стояли возле стен. На месте остались только самые дальние щиты, покрытые тканью, а еще на общее обозрение был выставлен ряд голов с пустыми глазницами. Освещения стало больше: зажгли три дополнительные лампы. А снаружи сделалось еще темнее: буря обрела неслыханную силу, и в стены угольного подвала как будто палили из ружей или били гигантские волны.
И все-таки атмосфера была не такой таинственной, как накануне. Сцена скорее напоминала обычный театр.
Спустившись, сэр Оуэн и Квикеринг сразу же обступили Клару Драме и рассказали ей о случившемся. Сэр Оуэн обнял девочку, как будто утешая. Переменилась и сама Клара: теперь на ней была только тонкая белая ночная рубашка. На лице, обрамленном светлыми локонами, запечатлелась боль. А вот Салливан, одетый в свой обычный потертый костюм и с цилиндром на голове, выглядел только безмерно растерянным.
Последним появился мистер Икс, Джимми толкал вперед его стул на колесах. Не было никакой возможности расшифровать эмоции на его застывшем лице и в его остановившихся двухцветных глазах, но достоверно известно, что никто из присутствующих не обнаружил и следа той боли, которая совсем недавно заставила мистера Икс издать нечеловеческий вой. Но самые наблюдательные, пожалуй, согласились бы, что в облике мистера Икс и его преподобия появилась общая черта: под скорбью, которую они, возможно, ощущали, жила твердая решимость.
Оба прибыли в театр как на битву.
Как будто наступил решительный час.
Совсем иначе обстояло дело с сэром Оуэном – это стало еще заметнее, когда он взял слово, – и с Квикерингом, который озирался, как затравленный
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!