Роза Марена - Стивен Кинг

— Неплохо, неплохо, — закивал второй посетитель. — Оченьдаже неплохо, сэр.

— Сколько я должен? — спросил Норман Сэмюэла Лоу.

Он попытался отвернуться от зеркала, но с тревогой и легкимиспугом обнаружил, что взгляд его настойчиво стремится вернуться к нему, словножелая проверить, как выглядит бритый затылок. Ощущение отчужденности отчеловека в зеркале охватило его сильнее, чем прежде. Нет, это не его отражениев зеркале. Человек с высоким лбом ученого, поднимающимся над густыми чернымибровями — как он может быть им? Нет, это каком-то другой, незнакомый человек,некий фантастический Леке Лютор, появившийся, чтобы напакостить в метрополисе,и все его поступки с настоящего момента не имеют значения. С настоящего моментаничто не имеет значения. Кроме поимки Роуз, конечно. И разговора с ней.Разговора начистоту.

Лоу снова окинул его оценивающим взглядом, прервав его лишьна мгновение, чтобы посмотреть на двух других чернокожих, и Норман неожиданнопонял, что тот проверяет, способны ли двое других помочь ему в случаенеобходимость, если большой белый клиент — большой белый лысый клиент —откажется платить.

— Извини, друг, — произнес он, пытаясь придать своему голосумягкие успокоительные интонации. — Ты что-то говорил? Я задумался. Извини.

— Я сказал, тридцатка меня бы устроила. А вас?

Норман достал из левого переднего кармана сложенную вдвоепачку банкнот, выудил из нее две двадцатки и протянул парикмахеру.

— Меня устроило бы сорок, если не возражаешь, — сазал он. —Возьми деньги вместе с моими извинениями. Ты молодец. Отличная работа. Простонеделя выдалась сволочная, вот и все.

«Знал бы хоть половину из того, что известно мне», — подумалон.

Сэмюэл заметно расслабился, принимая деньги.

— Никаких проблем, приятель. И я не шутил — у васдействительно красивая голова. Конечно, вы не Майкл, но другого Майкла простонет.

— Кроме самого Майкла, — добавил посетитель по имени Дейл.Трое чернокожих мужчин дружно рассмеялись, кивая друг другу. Хотя он запростоприкончил бы всех троих, не напрягаясь, Норман присоединился к ним. Новые клиенты,вошедшие в парикмахерскую, слегка изменили ситуацию. Настала пора проявитьнекоторую осторожность.

Трое подростков, тоже чернокожих, прислонились к заборунеподалеку от «темно», но ничего с машиной не сделали, видимо сочтя ее нестоящей внимания. Они с интересом посмотрели на бледный череп Нормана,переглянулись и закатили глаза. Им было лет по четырнадцать-пятнадцать, ивпереди их ждала полная неприятностей жизнь. Тот, который в середине, началбыло говорить: «Ты на меня смотришь?», как Роберт Де Ниро в «Таксисте». Норманпочувствовал это и уставился на него — только на него, не обращая внимания надвух других, попросту не замечая их. Тот, что в середине, счел фразу изрепертуара Де Ниро еще не отрепетированной до конца и смолчал.

Норман сел в чисто вымытую украденную машину и уехал. Черезшесть кварталов по пути к центру города он остановился у магазина подержаннойодежды, который назывался «Попробуй снова, Сэм». По магазину бесцельнослонялось несколько посетителей, и все они поглядели на него, но он невозражал. Норман ничего не имел против того, чтобы на него смотрели, вособенности, если их внимание привлекает его бритый наголо череп. Если этипридурки пялятся на его блестящую макушку, ни один из них не вспомнит, каквыглядит лицо Нормана, через пять минут после того, как тот выйдет из магазина.

Норман разыскал мотоциклетную куртку, блестящую от множествазаклепок, змеек и цепочек и скрипящую каждой складкой при малейшем движении. Онснял ее с вешалки. Продавец раскрыл рот, чтобы запросить за куртку двестипятьдесят долларов, посмотрел в бешеные глаза, глядящие на него из-подневообразимо белой пустыни свежевыбритого черепа, и сообщил покупателю, что онастоит сто восемьдесят долларов плюс налог. Продавец сбросил бы еще десятку илидвадцатку, если бы Норман начал торговаться, но тот заплатил сразу. Он устал, ввисках возникла тупая пульсирующая боль, ему хотелось вернуться в отель иулечься спать. Он мечтал проспать до самого завтрашнего утра. Ему нужнохорошенько отдохнуть, потому что завтра будет не до отдыха.

По пути в «Уайтстоун» он сделал еще две остановки. Сначалапритормозил у магазина, торгующего товарами для инвалидов. Там он приобрелподержанную механическую инвалидную коляску, помещающуюся в сложенном виде вбагажник «темпо». Затем отправился в Женский культурный центр и музей. Там заплатилшесть долларов за вход, однако не задержался ни у экспонатов, ни в аудитории,где шла дискуссия о проблемах естественного деторождения. Он совершил короткуюэкскурсию в сувенирный киоск и тут же покинул культурный центр.

Вернувшись в «Уайтстоун», он прямиком направился в свойномер, не расспрашивая никого о блондинке с соблазнительной попкой. Втеперешнем своем состоянии Норман не рискнул бы заговорить даже с продавцомсодовой. Свежеобритый череп гудел, как наковальня, по которой стучат молотом,глаза едва не вылезали из орбит, зубы будто крошились от боли, челюсти свелосудорогой. Хуже всего, что его мозг теперь, казалось, плыл над ним, какогромный воздушный шар на параде в честь Дня Благодарения, у него создалосьтакое впечатление, словно мозг и тело связаны тончайшей нитью, которая способнаоборваться в любой момент. Ему нужно лечь. Отдохнуть. Выспаться. Может, послеэтого мозг вернется на положенное место. Что касается блондинки, лучше всегоотноситься к ней как к козырному тузу в рукаве, чему-то, что можно использоватьтолько в крайнем случае — «При пожаре разбить стекло».

В пятницу Норман лег в постель в четыре часа дня. Пульсацияв висках уже давным-давно даже отдаленно не напоминала похмельный синдром; онапревратилась в головную боль, которую он называл «фирменной». Приступы еенередко возникали в периоды Запряженной работы, а с тех пор, как Роуз покинулаего, а дело с бандой завертелось с необычайной быстротой, два приступа в неделюстали совершенно рядовым явлением. Норман лежал на постели, уставившись впотолок, наблюдая забавные дрожащие зигзагообразные узоры, вокруг видимых импредметов; из глаз и носа текло. Боль была такой сильной, что ему казалось,будто в самом центре головы возник ужасный зародыш, старающийся появиться насвет; боль достигла того уровня, когда ему не оставалось ничего иного, кромекак принять горизонтальное положение, напрячь всю свою выдержку и ждать, ждать,ждать, пока не утихнет сама, а сделать это можно только одним способом —переживая каждую секунду в отдельности, переходя от одного момента кследующему, как идущий через ручей человек, перепрыгивающий с одного камешка надругой. Сравнение вызвало в уголке памяти какие-то смутные ассоциации, но онине смогли пробиться к поверхности через барьер напряженной болезненнойпульсации, и Норман не стал воскрешать их. Он потер ладонью макушку и затылок.Непривычная гладкость кожи не была похожа на нечто, принадлежащее ему; онсловно прикоснулся к капоту только что вышедшего из мойки автомобиля.