Фридрих Львиный Зев верхом на шмеле - Верена Райнхардт

Некоторое время они шли в темноте, а потом оказались в просторной цистерне. Сверху падал солнечный свет, посередине был глубокий бассейн, но обитаемым это место все-таки не выглядело — только холодным, тихим и торжественным.

Молеправительница бросила рюкзак на пол — раздалось гулкое эхо.

— Привал! — объявила она. — Вода здесь есть. Как я слышала, кое-кто хотел бы переодеться, так? Я пока пойду искать Оскара.

Только тут Фридрих сообразил, что даже не подозревает, кто такой Оскар. Так что он спросил Брумзеля — который как раз скидывал клоунский костюм с такой скоростью, словно тот горел, — не знает ли он.

— Без понятия, — буркнул Брумзель. — Но это легко выяснить. Эй, начальница! Тебе с поисками не помочь?

Молеправительница обернулась.

— Да, идемте со мной, — ответила она и двинулась дальше.

Брумзель выпутался из своих клоунских штанов, и они вместе побежали в темноту, вслед за Молеправительницей.

— У меня есть фонарь, — предложил Фридрих.

— Неплохая идея, — отозвалась Молеправительница ворчливо, но уже гораздо мягче, чем прежде. — Зажигай давай. А то тут внизу слегка темновато.

Фридрих щелкнул зажигалкой и поджег фитиль.

— Придется немного пройти, — объявила Молеправительница. — У Оскара есть система, с помощью которой его всегда можно найти, в какой бы части лабиринта он ни находился. Кстати, о лабиринте. В высшей степени важно, чтобы никто самовольно не сворачивал в неизвестные коридоры. Остальным я еще об этом скажу.

— А какое нынче число? — поинтересовался Брумзель. — Сколько у нас еще времени до начала оперы?

— Двадцатое, — ответила Молеправительница. — Завтра начнется увертюра. То есть до конца представления у нас ровно пять дней. В общем, этого вполне достаточно — если, конечно, Оскар готов помогать. Ждать уже нельзя.

Они шли сквозь тьму еще некоторое время. Коридор уходил немного вниз, с потолка свисали корни. Вдоль стен тянулось несколько глубоких желобков. Земля вокруг была сырая, воздух становился все холоднее. Скоро проход разветвился на два туннеля, на перекрестке на подпорке висел большой медный котел с черпаком внутри.

— Оскар здесь готовит?

Молеправительница рассмеялась. А потом вынула черпак из котла, замахнулась и ударила. Звук получился как от колокола. Затем она стукнула еще четыре раза и решила пока остановиться.

— Если он в зоне доступа, то он нас услышал, — объяснила она, садясь на пол. — А пока можно поесть. — С этими словами она вытащила бумажный пакетик с последними бутербродами, припрятанными за завтраком в вагоне-ресторане.

— Неплохо придумано, — прокомментировал Брумзель. — А пыльцы у нас в рюкзаке случаем не осталось?

Фридрих протянул ему жестяную баночку, куда они некоторое время назад насобирали пыльцы. Сам он еще соображал, хочется ли ему чего-нибудь, когда вдалеке что-то едва слышно заскреблось и запыхтело. Сначала Фридрих подумал, что ему показалось, но шум становился все яснее и шел при этом из недр земли.

— Вот и Оскар, — довольно кивнула Молеправительница.

А через мгновение они услышали его голос. Он напоминал хруст замерзшего гравия под ногами. Строго говоря, звук этот вообще походил скорее не на речь, а на хриплый скрежет.

— Кто мешает?

— Я! — радостно отозвалась Молеправительница.

— Ты, — повторил Оскар так, что понять, радует это его или сердит, было невозможно. Видно его все еще не было, но Фридрих ясно чувствовал его присутствие в темноте — он занимал весь проход. Судя по всему, Оскар был очень внушительных размеров. — Я не думал, что ты решишься снова попасться мне на глаза. В переносном смысле.

— У меня к тебе просьба, — сказала Молеправительница, вставая и вытирая руки о штаны. — Это не для меня.

— Просить ты горазда, — проскрежетал Оскар, вступая в свет лампы Фридриха. Тот чуть не завизжал от страха: перед ним очутилась гигантская рука, размером почти с него самого, с длинными окованными железом когтями. На лице, подернутом сеткой шрамов, тут и там топорщились клочки шерсти. Белые щетинки-вибриссы толщиной с проволоку повернулись в сторону Фридриха, между ними дрожал рубцеватый розовый нос. Из темноты на него уставился единственный глаз; на месте второго была ржавая металлическая пластина, усеянная головками огромных болтов.

Крот. Конечно! Кто же еще?!

— Надо же, — пробормотал Брумзель, — неизвестный мне соглядатай! И практически под самым Белоскальем!

— Понятно было, что ты обязательно ко мне явишься, — заскрежетал Оскар. — Просто потому что однажды сделала мне одолжение! И за это я буду расплачиваться до конца своих дней.

— Я прошу тебя помочь не мне, — твердо возразила Молеправительница. — Другим. Всем, кто живет в Северной и Южной Стороне. В двух словах: Офрис хочет развязать войну. Ты нам нужен, чтобы помешать этому.

— А мне какое до этого дело? — спросил Оскар и стал разворачиваться обратно к туннелю. — Что мне до того, что там наверху происходит?

— Ну да, ты совершенно прав, — смиренно сказала Молеправительница. — Ты, наверное, здесь ничего и не заметишь. Так что тебе может быть все равно, что наверху будут гибнуть люди.

— Я в чужие игры больше не играю, — угрюмо проворчал Оскар. — Только в свою собственную. Твои интриги меня давно не интересуют.

Тут терпение Молеправительницы лопнуло:

— Ну-ну, теперь ты называешь это интригами, а раньше был от них в восторге. Раньше ты только и делал, что разглагольствовал об ответственности и преобразовании мира! В речах тебе равного не было! А теперь, когда пора действовать, — бежишь, поджав хвост, не хочешь чуть-чуть помочь, всего-то убрать пару камней с дороги!

— А зачем тебе я, если нужно всего убрать с дороги пару камней? — спросил Оскар.

— Хочу попасть во дворец.

Оскар поперхнулся.

— Ну, если только в этом дело! Нет, нет, ищи другого дурака! Убирайся к черту со своими планами!

Фридрих решил, что пришло время вмешаться.

— Может быть, вы все-таки выслушаете, о чем именно идет речь? — нетерпеливо спросил он.

— Нет, — отрезал Оскар. — Я свой долг уже заплатил.

— Значит, теперь в долгу перед вами будем мы, — предложил Фридрих.

— Мне надоело иметь дело с соглядатаями, — пропыхтел Оскар. — Сами играйте в свои игры.

Молеправительница поглядела на Оскара с нескрываемым презрением.

— Хотелось бы мне тоже просто спрятать голову в песок, как ты! Это было бы так просто. Ты думаешь, мне нравится быть Белой Феей? Я забочусь о Северной Стороне, потому что больше некому. И потому что я не хочу, чтобы люди почитали какого-нибудь идиота, кланялись ему и называли его величеством. Кроме меня этой гадостью заниматься сумасшедших нет. И последнее, что мне нужно, — друзья, которые, вместо того чтобы помогать, занимаются саботажем!