Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2008 №4 - Журнал «Домашняя лаборатория»

— Ладно, давай попробуем, — согласился я.

Он показал нам все, что было у него в карманах: несколько необычайно круглых монет с удивительно четкой надписью, маленький ключ, палочку с грифелем внутри, чтобы писать, и плоский кошелек, в котором было множество бумаг с какими-то знаками. Когда он торжественно заверил нас, что некоторые из них деньги, то все, даже Торгунна, расхохотались. Но лучше всего был нож: лезвие его пряталось в рукоятку. Увидев, как я обрадовался ножу, он подарил его мне — большая щедрость со стороны человека, потерпевшего кораблекрушение. Я сказал, что взамен дам ему одежду и добрый топор, и жить он может у нас столько, сколько захочет. Нет, сейчас у меня нет этого ножа. Ты еще узнаешь почему. А жаль — это был отличный нож, хоть и совсем небольшой.

— А кем ты был до того, как стрела войны поразила твою страну? — спросил Хельги. — Купцом?

— Нет, — ответил Джеральд. — Я был… инженером… то есть я собирался им стать. Инженер строит дома, мосты, делает разные рабочие инструменты, прокладывает дороги… Это больше, чем просто мастеровой. Поэтому я и считаю, что здесь мои знания могут очень пригодиться. — В глазах его я снова увидел лихорадочный блеск. — Дайте мне время, и я стану королем!

— У нас в Исландии нет королей, — проворчал я. — Наши деды пришли сюда, чтобы избавиться от королей. У нас есть Тинг[24], где мы разбираем споры и принимаем законы, но каждый человек имеет право добиваться справедливости собственными силами.

— А если обидчик не согласен подчиниться? — спросил Джеральд.

— Тогда мы вспоминаем про кровную месть, — ответил Хельги и принялся рас сказывать об убийствах, довершенных за последнее время. Глаза его горели. Джеральд смятенно вертел в руках пистолет. Так он называл свою дубинку, исторгавшую огонь.

— На тебе богатая одежда, — мягко заметила Торгунна. — Наверное, у твоей родни много земли.

— Нет, — ответил он. — Наш… наш король дает такую одежду каждому своему воину. Что же до моей семьи, то у нас нет земли, а живем мы в доме, в котором живет еще много семей.

Я и сам не люблю кичиться своим богатством, но он, этот человек, деливший со мной на правах старшего почетное место у очага, подумалось мне, нарочно прибедняется, говоря, что у него нет земли. Торгунна поспешила погасить мой гнев.

— У тебя еще будет своя усадьба, — сказала она.

Стемнело, и мы отправились к месту, где свершаются жертвоприношения. Керлы развели перед капищем костер, и, когда я отворил дверь, деревянный Один, казалось, прямо прыгнул нам навстречу[25]. Джеральд шепнул моей дочери, что наш бог вырезан очень грубо, а так как Одина вырезал мой отец, я еще больше рассердился на Джеральда. Некоторым людям недоступно понимание истинного искусства.

Тем не менее, я позволил гостю помочь мне подвести лошадь к каменному алтарю. Взяв в руки сосуд, куда собирают кровь, я заметил, что теперь он, если хочет, может убить лошадь. Джеральд достал свой пистолет, вложил его в ухо лошади и что-то нажал. Раздался грохот, лошадь вздрогнула и упала, а в голове у нее оказалась дыра. Мозг был испорчен — вот какое грубое оружие! Затем я уловил резкий, горьковатый запах — так пахнет возле вулкана. Мы все подпрыгнули, одна из женщин вскрикнула, а Джеральд с гордостью огляделся по сторонам. Опомнившись, я поспешил окончить жертвоприношение. Джеральд не пожелал, чтобы его обрызгали кровью, но ведь, в конце концов, он был христианин. Супа из конины и конского мяса он тоже поел самую малость.

Потом Хельги долго расспрашивал его о пистолете, а он объяснял, что из пистолета можно убить человека с такого расстояния, какое пролетает стрела, но что будто бы в этом нет никакого колдовства, просто надо научиться кое-чему, чего мы еще не знаем. А поскольку мне уже доводилось слышать о греческом огне, то я ему поверил. Пистолет мог быть очень полезен в бою — в этом мне потом пришлось убедиться. Но нам не имело смысла делать такой же: железо стоит дорого, да и много месяцев пройдет, прежде чем удастся сработать хотя бы один.

Больше всего меня беспокоил сам Джеральд. На следующее утро я услышал, как он рассказывал Торгунне разные глупости о своей стране: о домах, высоких, как горы, о повозках, что ездят без лошадей и летают по воздуху. В городе, где он живет, говорил он, тысячу раз по восемь или девять тысяч жителей, и называется этот город Нью-Йорвик или что-то в этом роде. Я, как и мои соседи, не прочь послушать хорошую выдумку, но это уж было чересчур, а потому, рассердившись, я велел ему идти со мной искать отбившийся от стада скот.

После того как мы целый день проблуждали в холмах, я убедился, что Джеральд не способен даже отличить, где у коровы зад, а где перед. Раз мы почти натолкнулись на заблудившийся скот, но чужеземец, ничего не соображая, пересек тропу прямо под носом у животных; они ушли, а нам пришлось начинать все сначала. Еле сдерживаясь, но все же учтиво я спросил его, умеет ли он доить коров, стричь овец, косить и молотить. Нет, ответил Джеральд, он никогда не жил на ферме.

— Жаль, — заметил я, — ибо в Исландии этим занимаются все, кроме разбойников.

От моих слов он вспыхнул.

— Я умею делать многое другое, — возразил он. — Дайте мне инструменты, и я покажу вам неплохую работу по металлу.

— Что ж, это достойное занятие, — с радостью отозвался я, — и ты можешь оказать нам большую услугу. У меня сломан меч, а у нескольких копий погнуто острие; неплохо и подковать заново всех лошадей.

Тогда я не очень обратил внимание на то, что он, по его словам, ни разу не пробовал подковать лошадь.

Беседуя, мы возвратились домой. На пороге нас встретила рассерженная Торгунна.

— Так не принимают гостя, отец! — возмутилась она. — Заставляешь его работать, словно он простой керл.

Джеральд улыбнулся.

— Я рад работе, — ответил он. — Мне нужно… что-нибудь такое, что бы меня подбодрило. И, кроме того, я хочу хоть немного отплатить вам за вашу доброту.

Я снова почувствовал расположение к нему и сказал, что мы, мол, не виноваты в том, что у них в Соединенных Штатах совсем другие обычаи. Завтра он может начать работу в кузнице, я буду платить ему, но считать его мы будем равным себе, поскольку искусные мастера у нас в почете. После этих слов наши слуги стали