Колодец с живой водой - Чарльз Мартин

Я внимательно следил за выражением ее лица, но оно не выразило ни испуга, ни отвращения. Лина даже не поморщилась, и я, несколько приободрившись, продолжал:

– Я один привез и продал больше кокаина, чем любой дилер в Южной Флориде, за исключением, быть может, мафии и картелей. Мой партнер и я организовали доставку крупных партий товара по индивидуальным заказам знаменитых и высокопоставленных клиентов и заработали на этом очень большие деньги. Однажды, много лет назад, еще на Бимини, я проснулся ночью, чтобы сходить в туалет, и споткнулся в темноте о сумку, в который лежало несколько сотен тысяч долларов, упакованных в пластиковые пакеты. Мне пришлось долго ломать голову, куда их спрятать, потому что я просто не мог отправиться в банк и положить такую сумму наличными на свой счет… Кстати, на моем счете в одном офшорном банке тоже хранится изрядная сумма… – Сцепив перед собой руки, я слегка покрутил большими пальцами. – Я никогда не считал себя плохим человеком, Лина, но и хорошим человеком меня тоже назвать нельзя. Хорошие люди не живут так, как уже больше десяти лет живу я… – Я снова помолчал, не зная, как перейти к дальнейшему, и в конце концов добавил без всякого перехода: – Чуть больше двух недель назад, буквально за считаные часы до моей свадьбы с женщиной, которая любила меня, хотя никогда не знала меня настоящего, я осуществлял очередную закладку. Для меня это была совершенно рутинная операция, что-то подобное я регулярно проделывал на протяжение всех десяти лет. Мне предстояло доставить почти фунт белого порошка по адресу в Майами, где должна была состояться очередная вечеринка для «богатых и знаменитых», но произошло непредвиденное. Сэл каким-то образом оказался на том месте, где я оставил груз, и… Я до сих пор не знаю, что там произошло, но в результате пострадала его младшая сестра Мария, которую я любил как племянницу и которая была единственной женщиной на планете, которая любила меня со всей искренностью, на какую способен двенадцатилетний ребенок. Нет, она, не погибла, но ее покусала бойцовая собака, которую натравили на обоих…

При этих словах Лина болезненно сморщилась, но я не мог позволить себе жалости. Я понимал: если я остановлюсь, вернуться к этому разговору мне не хватит мужества.

– У Марии сильно пострадало лицо. Собачьи клыки задели нерв, который отвечает за мимику, и одно время мы очень боялись, что девочка больше никогда не сможет улыбаться. К счастью, Шелли – так звали мою невесту – работает пластическим хирургом в больнице Майами и специализируется на детях. Она провела сложную восьмичасовую операцию и сумела не только восстановить лицо Марии, но и сшить нерв. Только благодаря ей дочь моего друга снова будет улыбаться… – Тут я сам улыбнулся, подумав о том, что по крайней мере за Марию я могу больше не волноваться. «Что же, что же делать нам с Марией?..» Да ничего, и это по-настоящему славно! – До этого страшного случая, – продолжал я, – Шелли даже не подозревала, что я живу двойной жизнью, но, когда ей стало известно, чем я занимаюсь, она… отвернулась от меня. Отшатнулась с ужасом и отвращением, и я ее понимаю. Так я потерял человека, которого любил… или думал, что любил. Теперь у меня нет невесты, нет нормальной работы, у меня только один друг, и я не принес на эту землю ничего, что имело бы хоть какую-нибудь ценность. Мне сорок лет, но итог моей жизни – только боль, которую я причинял многим и многим. – Я покачал головой. – Как-то вечером, когда я приехал в больницу и, стоя рядом с кроватью Марии, смотрел, как медсестра меняет ей бинты, я вдруг подумал о том, что не знаю, как исправить свою жизнь. Мне даже казалось, что это невозможно, но я все равно решил, что должен хотя бы попытаться найти Сэла и вернуть его родителям целым и невредимым. И даже если для этого понадобится расстаться с деньгами, которые я заработал, а за десять лет я скопил несколько миллионов, тогда я… – Тут я достал из кармана толстую пачку наличных и, найдя в полутьме руку Лины, вложил деньги ей в ладонь. – Тогда я с радостью отдам всё до последнего цента и даже украду в десять раз больше, лишь бы что-то исправить.

При моих последних словах настороженность исчезла с лица Лины, и на нем промелькнуло что-то похожее на сострадание, но я подумал, что не должен обольщаться. Это естественный порыв, который быстро пройдет, после чего она начнет рассуждать здраво и поймет, что от меня лучше держаться подальше. Лучше и безопаснее.

– Иногда, – добавил я, слегка откидываясь назад и глядя в звездное небо над собой, – я пытаюсь представить себе человека, который спустил на Марию собаку. Передо мной мелькают самые разные лица, но поводок всегда держат одни и те же руки, и эти руки мои. И, как бы я ни старался, мне вряд ли удастся смыть с себя этот грех… – Я с силой провел рукой по лицу. – Сейчас где-то здесь бродит юный наивный паренек, который пытается подражать самым крутым гангстерам, которых он видел в кино. На первый взгляд его действительно можно принять за решительного, сильного, уверенного в себе мужчину, но на самом деле ему страшно, больно и одиноко. Нет, я не собираюсь оправдываться, да и не могу… Я виноват в том, что Мария, которую я люблю больше всего на свете, была ранена и едва не осталась калекой. То, что случилось с Сэлом, – тоже дело моих рук, и я не хочу еще больше увеличивать груз, который лежит на моей совести. Вот почему ты должна знать, кто я такой, откуда я взялся и что я могу с собой принести.

Лина пошевелилась в кресле и скрестила руки на груди, но ее лицо не выражало ни страха, ни тревоги, ни отвращения. Она казалась… задумчивой. Наконец она спросила:

– Скажи, есть ли что-то такое, что… чем ты мог бы гордиться?

– Что-о?.. – Я даже ушам своим не поверил. – Разве ты не слышала, что́ я только что тебе рассказал?

– Я все слышала, и тем не менее я прошу тебя ответить на мой вопрос.

Я пожал плечами, потом неожиданно улыбнулся:

– Да, пожалуй, есть одна вещь, но только одна.

– Какая же?

– Ты действительно хочешь знать?

– Конечно. Иначе я бы не спрашивала.

– Лет шесть или семь назад я должен был забрать груз на Кубе. Для меня в этом не было ничего необычного или сложного – я рассчитывал смотаться туда и обратно часов за двенадцать. И вот, когда я уложил пакеты с порошком в тайники под палубой и уже отчаливал, на берегу вдруг появился какой-то человек в грязном костюме и с мешком наличных – кубинских песо и долларов. С ним были жена и трое детей. Он показал мне деньги и объяснил на ломаном английском, что им необходимо как можно скорее бежать с острова. Сегодня, сейчас, потому что завтра будет поздно. Я спросил, есть ли у него какие-то документы, но он только покачал головой. Даже не знаю почему, но я сразу вспомнил о том, что у Колина есть в Майами друг или, точнее, партнер, который за некоторую сумму может «организовать» вполне легальные документы. И вот я посмотрел на мужчину, посмотрел на его напуганную жену и детей и спросил: «Что же ты натворил, что тебе нужно так срочно сматываться?» А знаешь, что́ он мне ответил? Он тоже посмотрел на свою семью и сказал только три слова: «Я не сдался». Не знаю, какой смысл он вкладывал в эти слова, но для меня в тот момент этого оказалось достаточно; я жестом показал им на свой катер, и через минуту мои беженцы уже скрылись в каюте. Я понятия не имел, что я буду делать с ними дальше, поэтому, едва отойдя от берега, сразу позвонил Колину… Когда мы подошли к флоридскому берегу, он уже встречал нас со своим приятелем – специалистом по документам. Насколько мне известно, сейчас Хуан – так теперь зовут этого мужчину – торгует восточными коврами в Южной Флориде и даже процветает. Я иногда сталкиваюсь с ним в кубинском кафе в южной части Майами. Хуан покупает мне чашечку кофе и долго рассказывает про свою старшую дочь, которая учится на врача в университете штата. Когда мы расстаемся, он крепко жмет мне руку, а в его глазах стоят слезы… – Я кивнул. – Вот этим я горжусь.