Похвала праздности. Скептические эссе - Бертран Рассел

таким образом, проявляется в том, что оппозиционные идеи начинают звучать больше эмоционально, чем рационально, а спокойный анализ доводов за или против новой идеи сводится к расплывчатым обсуждениям, которые так и не доходят до широкой публики.

Существует, например, официальная медицинская публикация, в которой разоблачаются бесполезные патентованные лекарства, но ее ни за что не упомянут ни в одной газете, и почти никто не знает о ее существовании; с другой стороны, христианским ученым, которые утверждают, что все лекарства одинаково бесполезны, получить огласку удается. Совершенно аналогичные вещи происходят и в политике. Радикальные мнения с обоих концов спектра становятся широко известны, в то время как умеренные и рациональные мнения считаются слишком скучными, чтобы побороть оппозицию властей. В Англии, однако, ситуация в этом отношении гораздо лучше, чем в большинстве других стран, потому что Англия издавна опирается преимущественно на коммерцию и сохранила связанное с нею свободолюбие.

Помочь делу было бы, конечно, возможно, если бы власть имущие почувствовали в том нужду. Дать людям образование, которое научило бы их оценивать доказательства и формировать рациональные суждения. Однако вместо этого их учат патриотизму и классовым предрассудкам. Быть может, со временем люди почувствуют, что интеллектуальные способности – это ценный ресурс для общества, но не могу сказать, чтобы замечал признаки хоть какого-то движения в этом направлении.

Глава XVII

Некоторые перспективы:

Радужные и не совсем

1

Рассуждения о будущем бывают двух видов: научные и утопические. Цель научных заключается в выявлении самого вероятного; утопические представляют собой рассказ о том, чего хотелось бы их автору. В такой хорошо развитой науке, как астрономия, никто не станет применять утопический метод: ученый предсказывает затмения не потому, что на них было бы приятно посмотреть. Но в вопросах общественных тот, кто заявляет, что открыл некий общий закон, позволяющий предсказывать грядущее развитие событий, обычно не так строго придерживается научного метода, как утверждает; в любой попытке предсказать, что произойдет в будущем с человеческими институтами, неминуемо будут фигурировать догадки. К примеру, нам неизвестно, какими последствиями чреваты будущие открытия. Быть может, люди придумают способ добраться до Марса или Венеры. Быть может, почти всю нашу пищу станут производить в химических лабораториях, а не выращивать на полях. Возможным вариантам развития событий нет конца. Я оставлю их в стороне и рассмотрю лишь те тенденции, которые уже получили значительное развитие. При этом я возьму за данность, что наша цивилизация выживет, хотя это никоим образом не обязательно. Ее могут стереть с лица земли войны или постепенный распад, как это произошло с Римской империей. Но если она выстоит, то, вполне вероятно, будет обладать определенными характеристиками, которые я и попытаюсь здесь обсудить.

В дополнение к внедрению механизации – и в значительной степени в результате него – произошла еще одна перемена: общество стало гораздо более сложно организованным, чем ранее. Печать, железные дороги, телеграф и (в нашу эпоху) радиовещание предоставили технические средства, необходимые для таких крупных организаций, как современное государство или международное финансовое предприятие. В жизни индийского или китайского крестьянина общественно-политические перипетии не играют почти никакой роли, тогда как в Англии они представляют интерес почти для каждого – даже в самой отдаленной сельской местности. До недавнего времени дела обстояли иначе; по текстам Джейн Остин можно предположить, что провинциальное дворянство ее периода едва заметило Наполеоновские войны. Я бы назвал тенденцию к более тесной общественной организации наиболее важной характеристикой нашей эпохи.

С этим связано еще одно следствие влияния науки, а именно укрепление международной интеграции. До шестнадцатого века Америка и Дальний Восток не имели почти никаких связей с Европой; с тех пор они постепенно сблизились. Август в Риме и император Ханьской династии в Китае одновременно мнили себя хозяевами всего цивилизованного мира; в наши дни питать такие приятные иллюзии уже невозможно. Практически каждый уголок планеты так или иначе связан со всеми остальными уголками – их отношения могут быть дружескими или напряженными, но и в том и в другом случае они важны. Далай-лама после долгих веков изоляции обнаружил, что к нему в друзья набиваются как русские, так и британцы; он укрылся от их назойливых ухаживаний в Пекине, куда его свита прибыла, естественно, вооруженная американскими кодаками.

Из этих двух предпосылок: более тесной общественной организации и международной интеграции – следует, что для дальнейшего развития нашей цивилизации необходим орган центральной власти, контролирующий весь мир. Ибо в противном случае поводы для споров будут множиться, а войны из-за подъема патриотических настроений станут еще более ожесточенными. Эта центральная власть не обязательно должна представлять собой официальное правительство; скорее всего, и не будет. Гораздо более вероятно, что она будет состоять из группы финансистов, которые убедились, что в их интересах поддерживать мир, потому что деньги, одолженные воюющим государствам, часто исчезают бесследно. Или же это будет одно лидирующее государство (Америка), или союз государств (Америка и Британская империя). Но прежде чем установится такая ситуация, возможно, что мир в течение длительного периода времени будет фактически разделен между Америкой и Россией – первая будет контролировать Западную Европу и самоуправляющиеся доминионы, а вторая – всю Азию. Эти группы будут крепки в обороне, но слишком слабы для нападения, так что они могут просуществовать сотню лет или даже больше. Однако в конечном счете – я имею в виду, самое позднее, в течение двадцать первого века – либо произойдет какой-то катаклизм, либо будет установлена центральная власть, контролирующая весь мир. Я предположу, что у цивилизованного человечества хватит здравого смысла или что у Америки хватит сил предотвратить катаклизм, грозящий возвращением к варварству. Если так, то какими полномочиями должна обладать эта центральная власть?

Прежде всего она должна решать вопросы войны и мира или (в случае войны) обеспечивать стороне, которой она благоволит, скорейшую победу. Этого можно добиться одним лишь финансовым превосходством, без необходимости официального политического контроля. По мере того как военное дело начинает все сильнее опираться на науку, война становится более дорогостоящей, так что ведущие мировые держатели капитала могли бы вместе решить исход дела, просто выдавая или не выдавая кредиты. С помощью давления, сходного с тем, которому подверглась Германия после заключения Версальского договора, они могли бы фактически обеспечить разоружение любой группы, которая придется им не по нраву. Таким путем они постепенно захватили бы контроль над всеми крупными вооруженными силами мира. Это – основополагающее условие для любой другой деятельности, которой им приходилось бы заниматься.

В дополнение к пересмотру договоров и вмешательству в споры есть еще три вопроса, которые