Царь Саул - Валентин Пронин

Охотник Хиям в это самое время встретился с кем-то из местных селян. Придя в лагерь Добида, Хиям сказал ему:

— Господин, богатый Набал, что живёт на краю Магона, сейчас стрижёт со своими пастухами овец. У него их тысячи на горе Кармил. Ты несколько раз прогонял крадущих овец разбойников. Благодаря тебе и твоим удальцам стада Набала не убавились в своём числе. Пошли к нему десятерых парней. Пусть богач поблагодарит тебя и пришлёт какой-нибудь еды. У нас тут почти не осталось хлеба, не говоря уж про мясо и вино. Дети в наших шатрах плачут и просят есть. Женщины ходят со скорбным видом, а мужчины хмурятся. Я, конечно, найду добычу, но когда это будет...

— Добро, — согласился Добид. — Возьми десятерых и ступайте к Набалу. Скажите ему так: «Добид, сын Ешше из Бет-Лехема, шлёт тебе приветствие, желает мира дому твоему и продления благосостояния. Твои пастухи встречались с моими людьми. Они не были обижены ни разу, ничего у них не пропало. Наоборот, из-за нашей бдительности овцы твои не убавились в числе. Я слышал, ты сейчас стрижёшь овец на Кармиле. Дай моим людям съестного из твоих прибытков, ибо у нас сейчас тяжёлое положение и бескормилица.

Прихватив с собой несколько корзин и мешков, сподвижники Добида направились к пастбищам. Они нашли Набала наблюдавшим за стрижкой овец. Среди деловитой суеты, пронзительного блеянья, пыли от овечьей шерсти, снования пастухов и стригалей в помещения для хранения шерсти и обратно в загоны для скота возбуждённый богач размахивал руками и поливал бранью нерадивых (по его мнению) слуг. Когда появились исхудавшие усталые люди, он сначала не обратил на них внимания. Поглощённый подсчётами своего растущего богатства в виде огромных ворохов овечьей шерсти, Набал не мог сосредоточиться ни на чём постороннем.

Приблизившись, Хиям вежливо поклонился и передал ему слова Добида.

— Что?! — заорал Набал, подскочив от неожиданности и побагровев. — Кто такой Добид сын Ешше? Я ничего не знаю об этом человеке. Нынче много развелось по округе беглых рабов, прячущихся от своего хозяина. Неужели я должен хлеб, мясо и вино, приготовленные для моих работников, отдать неизвестным бродягам и попрошайкам. Убирайтесь, у меня нет лишней еды!

Лица у сподвижников Добида потемнели от оскорбления. К счастью для Набала, среди них не оказалось новых воинов: своенравного Абеши и воинственного Хетта. Он мог бы получить за свою грубость молниеносный удар мечом. Некоторые пастухи пытались усовестить своего хозяина. Напоминали о подвигах и славе бывшего царского тысяченачальника. Говорили робко, что Добид и правда сохранял его отары от грабежа разбойников. Набал ничего не желал слушать. Впрочем, возможно, он знал о вражде царя Саула к бывшему зятю. Набал не хотел оказывать помощь опальному полководцу, которого царь преследовал, как врага.

Так или иначе, люди Добида вернулись в лагерь ни с чем. Обиженно насупившись, они пересказали злобный ответ Набала. Потом они умолкли и слегка попятились.

Никогда ещё удручённые скитальцы не видели всегда приветливого и учтивого молодого вождя в таком бешенстве.

— Мерзкая, надутая жаба! Алчный пёс! — Добид чуть ни разорвал на себе одежду. — Неблагодарная скотина! Так он ответил за сохранение его стад, за мою снисходительность и доброту! Да ещё оскорбил и прогнал моих верных слуг... Напрасно я охранял имущество этого дрянного человека. Видит бог деяния врагов моих и знает о многотерпеливости моей. Но да накажет меня Всевышний, если до следующего утра я не уничтожу всех животных, принадлежащих Набалу. Я оставлю ему только подобную ему шелудивую собаку, которая мочится, задрав ногу, на стену его дома. Если же кто-то из его слуг будет мне противиться, они будут убиты без пощады. За мной, мои храбрые воины! Восстановим справедливость, совершив священную месть!

Радостно раздувая ноздри, к нему бросились Хетт и Абеша. Выбежал с копьём юный левит Абитар.

Добид препоясался ремнём, к которому прикрепил железный меч побеждённого им великана Галата. Другие мужчины тоже с готовностью вооружились. Все они были люди опытные, смелые, повидавшие всякое и не собиравшиеся прощать оскорблений. К тому же и продовольствие следовало добывать срочно. Отряд мстителей устремился в направлении горы Кармил.

Пока злосчастный Набал наблюдал за стрижкой овец, его красивая жена села на осла и поехала в город Адорагим. Её сопровождал седой раб с медным ожерельем вокруг жилистой шеи и с увесистой дубиной в руке.

Белокожая Абиге решила навестить знакомую повитуху и банщицу, содержавшую так называемый женский дом. Здесь жёны состоятельных горожан и землевладельцев могли совершить омовения тёплой ароматической водой, приобрести разглаживающие морщины благовонные мази, а также чёрную тушь для ресниц, синюю для век, румяна, умащения и целительные снадобья, незаменимые при особых женских обстоятельствах. Одна из служанок этого заведения отличалась способностью создавать затейливые причёски.

Хозяйка бани встретила Абиге на пороге своего прибыльного предприятия. Это была крупная женщина лет около сорока, излишне грудастая, но ещё крепкая и статная.

— Я всегда с радостью снова и снова любуюсь тобой, госпожа, — мягко мяукала банщица-повитуха, позванивая серебряными браслетами. — Пусть твой раб вместе с ослом ждут под сикоморой, там тень. А ты, услаждающая взгляд, проходи и облагодетельствуй меня своим присутствием. — Она двигалась плавно, поводя налитыми плечами и широкими бёдрами. Внешне она была очень сдержанна. Однако казалось при этом, что ей всегда жарко под лёгкими льняными одеждами, что ей, как бесстыдной сидонской жрице, хочется сбросить их и подставить ветру дышащее страстью тело.

Смуглые, густобровые и курчавые шимонитки, жёны каких-то пастушеских шейхов, воззрились на вошедшую Абиге — с её тонким лицом, ореховыми глазами, волосами цвета старой бронзы, собранными на затылке в большой пучок. От шимониток исходил резкий запах неухоженных дикарок. Служанки начинали их омывать из небольшого алебастрового бассейна, с тем чтобы приступить потом к умащению и массажу.

Когда Абиге положила на кресло свою накидку и сняла зелёную тунику, женщины зашептались, воззрившись на её белое тело. Особенно одна смотрела с жадностью, даже оскалила по-обезьяньи широкие, со щербиной, зубы.

Хозяйка всегда сама занималась с Абиге всеми приёмами сохранения и усугубления женской красоты. При этом они часто беседовали весьма откровенно.

— Когда здесь находился гарнизон пелиштимцев, — вспоминала, развлекая клиентку, повитуха, — лучше было с ними не сталкиваться. Все они надменные грубияны. Но мне нравилось украдкой ходить к их военному лагерю и, спрятавшись за кустом, смотреть, как воины в одних набедренных повязках метают в цель копья. — Хозяйка «женского дома» признавалась в своём бесстыдстве, криво усмехаясь. — Потом я плохо спала ночью. Я боролась с собой, но иногда не выдерживала. Звала к себе молодую служанку, чтобы хоть как-то утолить желание. Так и живу одинокой вдовой с вечно голодной плотью.

— Почему же гы не подмигнёшь без свидетелей какому-нибудь крепкому парню и, зайдя на гумно, не устроишься с ним, чтобы облегчить себе жизнь? — посмеиваясь, с интересом спрашивала Абиге. — Ты ведь ещё не стара. У тебя мясистое тело, большие глаза, красивый рот. Разве не найдётся мужчина, способный тебя обнять?