Царь Саул - Валентин Пронин

Абиге ехала на спокойной ослице, свесив ноги с одного бока и закутавшись в светлое покрывало. Кроме страха перед возмездием со стороны вождя вольных скитальцев она испытывала странное и сладкое волнение. Образ молодого героя, помазанного на царство первосвященником, возникал перед ней в воображении. Она мысленно обращалась к нему с подготовленной речью и негодовала на сварливую глупость Набала.

Ослы, подгоняемые слугами, торопливо семенили копытами. Скоро перевалили через гряду холмов. Близился заход солнца. Жара, будто разогретое масло, стекала с горных отрогов. Одна сторона холмов становилась фиолетовой от глубокой тени, а другая ещё была освещена золотистым светом. Меркнущие лучи создавали странное мерцание: деревья и кустарники словно меняли своё положение до явных смещений и колебаний, хотя в этот вечер не чувствовалось даже лёгкого ветерка.

Абиге на своей ослице медленно спускалась по изгибам дороги, сползающей с пологой горы. Внезапно маленький караван остановился. Послышались грубые голоса мужчин. Молодая женщина сошла на землю. Она откинула покрывало на плечи и пошла вперёд.

Посреди узкой дороги Абиге увидела отряд вооружённых людей, преградивший путь каравану с продовольствием. В расширенных от испуга глазах женщины замелькали худые бородатые лица воинов. Лица хмурые, выражающие решительность и угрозу. В руках мужчин были копья, за плечами луки, колчаны со стрелами, за поясом кинжалы, топоры, мечи.

Первым оказался стройный воин с белокурыми волосами и золотистой бородкой. Он выглядел человеком одного с ней возраста или, может быть, чуть моложе. Одежда на нём не отличалась от бедной одежды окружавших его простолюдинов. Только красивый ремень с серебряной пряжкой стягивал тонкую в поясе и статную в плечах фигуру. К ремню крепились ножны большого меча с железной, кованой рукоятью.

Движением руки белокурый воин остановил своих людей. Его пристальный взгляд удивлённо встретил появление молодой женщины и потонул в глубине её умоляющих ореховых глаз.

Абиге поняла: это Добид. Вождь племени беглецов, скитающихся в горах. Герой народа, а может быть, спаситель Эшраэля, помазанный на царство первосвященником. Добид, враг царя Саула и самый привлекательный мужчина, которого она когда-либо встречала.

Слуга, посланный во главе каравана, что-то говорил ему, указывая на свою госпожу. Но Абиге не различала смысла произносимых слов — так стучало её бедное сердце.

Медленным движением она отдала покрывало слуге. И предстала во всей своей спелой прелести, не скрываемой зелёной туникой из лёгкой ткани. В угасающих лучах солнца блестели агатовые серьги, перстни с яркими камешками и египетские аметистовые бусы. Несмотря на преодолённый Абиге немалый путь, от неё веяло ароматом духов и свежестью молодости.

Добид вздрогнул. Ни при царском дворе в Гибе, ни в других городах он не видел такой красавицы. Его отчаянные молодцы не засопели от похоти, не хмыкнули многозначительно. Они стояли молча, разинув рты.

Абиге сложила руки на груди, опустилась на колени и поклонилась до земли. Приподняв от земли лицо, она сказала:

— Господин мой, послушай слова рабы твоей, смилостивься открыть слух свой.

Слуга наклонился к ней и шепнул:

— Добид велит тебе подняться.

Абиге встала смиренно, со сжатыми у груди руками, и продолжала говорить:

— Пусть господин мой не гневается и не обращает внимания на злого и неумного человека. Набал, Нахбаал имя его, и этим сказано, что безумие его с ним. А я, раба твоя, не видела людей господина моего, присланных к Набалу. Бог наш да не допустит тебя до пролития крови и удержит руку твою от мщения, хотя и заслужил безумец суровое наказание. Вот скромные дары, которые я собрала господину моему второпях. Когда предоставится возможность, я соберу большие дары, не спеша и не боясь твоего справедливого недовольства.

Добид слушал её мелодичный и тихий голос, смотрел на красивое, нежное лицо. Приторно и сладко, будто в изнеможении, истома страсти овладевала им. Как невидимая змея, любовь ужалила его в сердце, и дурманящий яд разлился по всему телу. Ему хотелось приказать своим косматым воинам в драных козлиных шкурах: «Схватите её и отнесите ко мне в шатёр, ибо эта женщина пробудила в душе моей глубокую страсть». Но Добид пересилил и сдержал себя. Он продолжал слушать слова Абиге:

— Прости вину рабы твоей, господин мой. Скоро бог утвердит тебя и поставит вождём над Эшраэлем. И не будет тебе огорчением, что ты пролил кровь — хоть и злого человека. Облагодетельствует бог господина моего, и вспомнишь тогда рабу твою, предсказавшую это. — На том Абиге смолкла, опустив ресницы, и словно сели на её щёки два бархатных шмеля.

— Велик бог, пославший тебя мне навстречу, — сказал Добид, не отводя глаз от лица красавицы. — Благословенна ты, что не допустила меня до пролития крови. Если бы ты не поспешила, то к рассвету я не оставил бы твоему мужу даже собаки и уничтожил бы все его стада. Я принимаю твои подношения, а ослов возвращу вскоре обратно. Иди с миром. Я послушался твоего голоса. Мне приятно почтить тебя за добродетель и ум.

Многие из отряда Добида были разочарованы, особенно Ахимелех, по прозвищу Хетт, и своенравный Абеша. Они уже предвкушали разгул свирепой бойни. Возможно было и мщение самому Набалу. Если бы такое случилось, никто не удержал бы их от грабежа и убийства. В руки пылких молодцов попали бы и служанки Набала.

Но Добид приказал поворачивать назад в лагерь, и они подчинились без ропота и обиды.

Подъехав к своему дому, грустная Абиге услышала пьяные песни. Её муж с тремя скупщиками шерсти веселился за пиршественным столом. Набал не вспоминал, конечно, о приходивших к нему людях Добида. Он выпил столько вина, съел столько жареного мяса и прочих яств, сдобренных кардамоном, сельдереем, кориандром и мятой, не считая перца и чеснока, что потерял остатки своего неустойчивого разума. Его гости тоже были пьяны. Они рассказывали скабрёзные истории, безудержно гоготали, опрокидывая в глотки полные чаши неразбавленного вина, хватали служанок за ноги и шлёпали их по бёдрам. Такое поведение правоверных поклонников Ягбе считалось недопустимым и беззаконным. Но эти краснорожие корыстные люди, хоть и считали себя истыми эшраэлитами, своим поведением далеко отошли от заповедей. Им больше присущи были излишества и языческие беснования хананеев, ублажающих на временных алтарях своих бесчисленных баалов.

Наконец скупщики шерсти, икая, бормоча ругательства и опираясь на слуг, стали выползать из-за стола. Они отправились ночевать в отведённые им помещения.

Набал тупо уставился на вошедшую Абиге. Он никак не мог вспомнить, где она находилась до его приезда с горы Кармил. Абиге поняла, что разговаривать с ним сейчас бесполезно. Она удалилась к себе в спальню, а мужа, храпевшего и пускавшего толстогубым ртом пузыри, приказала слугам уложить на коврах.

Когда настало утро и Набал проснулся опухший, багровый, с мутными глазами и потребовал прохладительного напитка из чернослива, к нему вошла Абиге.