Колдовская душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Нас много, понадобится не меньше двух кофейников, – уточнила Матильда.

– Я могу помолоть, когда вы устанете, – предложила девочка. – Я умею!

– От помощи не откажусь, моя хорошая! Может, познакомимся поближе, поговорим? Тебе нравится в школе у сестер?

– Да. Тетя Жасент мной довольна: я хорошо учусь и не шалю в классе.

Анатали переминалась с ноги на ногу; взгляд ее зеленых, с золотыми искорками глаз затуманился задумчивостью. Матильда всмотрелась в ее лицо: круглые щечки, высокий лоб, губы деликатного розового оттенка… Волнистые каштановые волосы девочки были украшены лентой в тон платью. «Старая сова – вот ты кто, Матильда! – упрекнула она себя. – Как можно быть такой глупой?»

– Не очень-то тебе повезло в жизни, – проговорила она, обращаясь к Анатали.

– Почему? Тетя Жасент приехала в Сент-Жан-дʼАрк и забрала меня у мельника, и теперь я живу с ней и дядей Пьером. Они мне как родители, и я бы очень хотела называть их мамой и папой. Но они против!

Матильда без улыбки кивнула. Потом указала девочке на стул, прося присесть, и передала ей ручную кофемолку.

– Держи! Можешь крутить очень быстро, на сколько хватит сил – так ведь веселее, верно? Расскажи мне правду и не бойся, секреты я хранить умею. Сколько их, секретов, у меня в голове и сердце! Всегда ли ты хорошо спишь по ночам? Не слышишь ли каких-нибудь странных звуков? Тебе не снятся кошмары?

– А ты никому не расскажешь? – спросила Анатали.

– Никому, обещаю!

– Когда я только сюда переехала, мне иногда казалось, будто в моей комнате кто-то есть. Кот начинал шипеть, шерсть у него вставала дыбом. А один раз я даже видела в коридоре белую фигуру. Я знаю, это была моя мать, Эмма! И она последовала за мной, когда я стала жить у тети Жасент. Хорошо, что Томми теперь спит в моей комнате. Когда он рычит, я понимаю, что она пришла. И мне страшно, хоть она ничего плохого мне и не делает, потому что я знаю – Эмма злится!

– Ты это чувствуешь или же видишь – по ее лицу? – шепотом поинтересовалась знахарка, прищуривая черные глаза.

– Чувствую. И мне бы очень хотелось, чтобы она ушла – насовсем.

– Ты никогда не рассказывала об этом Жасент или Пьеру?

– Нет. Дядя Пьер приходит меня успокоить. И мне становится легче. Удается заснуть.

– Тебе следует побеседовать с матерью, если она снова наведается в твою комнату. Говори с ней так же, как сейчас со мной.

– И что я ей скажу?

– Все, что придет на ум. Сделай, как я советую, Анатали. О потустороннем мире я знаю гораздо больше, чем остальные. Блуждающие души должны подняться к свету… Но часто они задерживаются в тех местах, где находились, когда были живыми, из плоти и крови. Они как бы… потерянные, что ли? Хотят говорить с нами, но не могут. И тогда начинают делать всякие глупости. Может, твоя мать даже не понимает, что пугает тебя и что на душе у тебя становится тяжело? Расскажи ей, что чувствуешь, и попроси оставить тебя в покое.

Девочка была настолько озадачена, что даже забыла о кофемолке. Матильда ласково похлопала ее по руке.

– Давай-ка я сама намелю кофе. А ты возвращайся к столу, там тебя ждет кусок торта. На улице жарко, и крем может растаять. Поболтаем в другой раз. Можешь как-нибудь забежать ко мне после школы.

– Хорошо, я приду!

Анатали, которой тогда было восемь с половиной лет, надолго запомнила и этот разговор, и советы Матильды. Каждый раз, стоило ей уловить запах кофе, в памяти всплывала эта сцена. Но в тот момент девочке не терпелось вернуться к гостям и съесть свою долю вкуснейшего десерта.

Поэтому она вприпрыжку убежала, прихватив недостающие тарелку и ложечку. В коридоре девочка встретила Сидони.

– Мы уже устали тебя ждать, – упрекнула та племянницу. – Чем ты была занята?

Из кухни послышался голос Матильды:

– Мы с Анатали немного поболтали. Это не ее вина, я сама ее задержала.

– Предсказывали ей будущее? – предположила молодая модистка.

– Чем говорить глупости, лучше иди сюда, Сидони!

– И не подумаю!

– Поможешь мне достать чашки для кофе, а потом отнесешь их на улицу.

Было бы невежливо отказать в такой безделице, и Сидони подошла к знахарке, стоявшей у стола.

– Хорошо, я займусь чашками. Если они вообще есть у Доры, – буркнула Сидони, распахивая дверцы буфета. – В противном случае всем придется пить из алюминиевых кружек!

– И неудивительно! Ты же сама увезла после похорон фаянсовый сервиз Альберты. Жасент рассказала мне об этом…

– Вот как? А я думала, ваши знаменитые карты таро открыли вам этот маленький секрет! Ну и что в этом дурного? Мне неприятно было даже представлять, что эта распутная девка будет пить из маминых чашек!

Доре, которая в это время стояла возле двери, отделяющей кухню от коридора, захотелось закричать от возмущения, боли и унижения. Она очень устала, налитые молоком груди ныли от боли. И все же, несмотря ни на что, прежде чем вой-ти, она стукнула о дверь локтем – пусть думают, что это получилось не нарочно, что она оступилась.

– Вы нашли все, что нужно? – срывающимся голосом спросила она. – А как мой малыш, до сих пор спит? Я хотела его покормить, – глядишь, и мне стало бы полегче.

Кровь прилила к ее щекам, и Дора, морщась от боли, нетвердым шагом направилась к колыбели.

– Может, когда-то я и была распутницей, – произнесла она еле слышно. – Я этого не отрицаю. Но теперь веду себя как подобает – в отличие от некоторых…

Хозяйка дома переменилась в лице; ее движения стали настолько неуверенными, что Матильда всполошилась и подбежала, чтобы ее поддержать.

– Дорогая, вам плохо?

– Земля уходит из-под ног…

С этими словами супруга Лорика медленно осела на пол, благо сильные руки знахарки удержали ее, не дали упасть. Испуганная Сидони выскочила на крыльцо и стала звать сестру:

– Жасент! Скорее!

– Что стряслось? – крикнул Лорик. – Что-то с малышом?

Пока гости за столом обменивались встревоженными взглядами, Жасент, а следом за ней и Лорик вбежали в дом. Случается, новорожденные умирают во сне, не проронив ни звука, без малейшего признака недомогания[22]. Дезире Прово перекрестилась: так она потеряла своего первенца, которому был всего месяц от роду.

– Доре стало дурно, – пояснила внезапно побледневшая Сидони, присаживаясь к столу рядом с мужем.

– Ничего серьезного? – спросил Журден.

– Откуда я могу знать? – отвечала ему супруга. – Я ведь не доктор! Она наклонилась над колыбелью и тут же потеряла сознание.