Город, который забыл, как дышать - Кеннет Дж. Харви

Улыбка сбежала с его лица, глаза потеряли довольный блеск. Тело окутала кроваво-красная пульсирующая пелена, время от времени из нее вырывались тонкие красные лучи, проходили сквозь тело Урии и разлетались в стороны. Он протянул руки, между кусками плоти чернели провалы, лицо рассыпалось на куски, нос отделился от головы и превратился в толстую белую рыбу, глаза — в двух медуз, верхняя губа — в мясистый морской огурец, а нижняя — в электрического угря.

Мисс Лэрейси заплакала, она с новой силой ощутила свою потерю, слезы ручьями лились по щекам. Опять с ней остались только воспоминания, а сам Урия, которого она только что видела так ясно, возвратился в поглотившую его бездну.

Мисс Лэрейси снова попыталась открыть глаза и неожиданно для себя почувствовала, что это вовсе не сон, во всяком случае, непохоже на сон. Почему тела Урии не оказалось среди утопленников на рыбозаводе? Почему нельзя пойти туда и вглядеться в его черты, ведь остальные-то все там? Где же его семья? В холодильной камере нет ни одного родственника Урии.

И вдруг мисс Лэрейси поняла, почему среди этих тел не было Урии, почему его не прибило к берегу. Родители Урии умерли много лет назад, а детей у него не было. С его смертью прервалась цепочка.

Даг Блеквуд не торопился возвращаться в больницу. Он прошел вдоль кирпичных стен, пересек дорогу и неспешно начал спускаться по хорошо утоптанной тропинке, петляющей в высокой траве между двумя домами. Впереди раскинулась бухта. Даг остановился, набрал полную грудь соленого морского воздуха и стал пробираться между камней к воде. Старик положил игрушечного кита на волну, чтобы посмотреть, как он будет держаться. Кит закачался, чудно накренился, немного покружил на одном месте, все больше и больше пропитываясь водой, и, наконец, грустно затонул и опустился на илистое дно. Даг в гневе оглянулся на больницу.

— А чего еще ждать от дерева из такого гиблого места? — пробормотал он.

На берегу лежала выброшенная прибоем толстая ветка. Камни перекатывались под ногами у Дага, он с трудом добрался до деревяшки, поднял ее обеими руками и довольно ухмыльнулся. В длину почти метр и в толщину сантиметров тридцать. Даг отнес свою добычу в глубь берега и там пристроился на большом камне у самого края пляжа, где уже начиналась полоса темной земли. Старик достал нож, зажал дерево в пальцах и начал все сызнова.

— Уж этот-то выйдет как надо, — бормотал он, кивая в такт движениям рук. — Дерево-то из моря. Значит, уж точно плавает.

Вскоре проступили очертания кита, Даг поднял его вверх и начал разглядывать игрушку на фоне синего неба. Он покачал рукой, словно кит плыл по волнам, потом встал и, довольный собой, снова двинулся к кромке воды. Волны мягко шуршали о гальку, носки кроссовок сразу промокли. Не обращая на это никакого внимания, Даг наклонился и положил кита на сверкающую поверхность воды. Встав во весь рост, он с гордостью следил за тем, как кит разворачивается и направляется в открытое море, потом снова описывает дугу и преданно возвращается к его ногам.

— Совсем другое дело, — громко сказал Даг, сам себе подмигнул и достал кита из воды. Затем трижды встряхнул игрушку, чтобы избавиться от капель на деревянном брюхе, и двинулся в обратный путь.

Он вошел в приемное отделение, сморщился и раздраженно прошипел: «ч-черт». Антисептиком смердело невыносимо. Солдат у дверей уже не было. Заходи в любой коридор, никто тебя не остановит.

Даг сунул кита под мышку и быстро пошел к палате Тари, яркий свет в коридорах слепил глаза, наконец он добрался до дверей со звоночком. И рядом надпись: «Звоните». Старик навалился на кнопку, стараясь отдышаться. Незнакомая встревоженная медсестра впустила его. И тогда Даг соврал, сказав, что он дедушка Тари.

— Подождите здесь, — велели ему таким тоном, что у старика сразу как-то нехорошо заныло в груди. Женщина быстро скрылась в конце коридора. Через несколько секунд появился врач.

— Вы дедушка Тари?

Даг переложил кита из одной руки в другую.

— У меня для вас печальная новость.

— Какая такая новость?

— У нее остановилось сердце.

— Что? — закричал Даг.

— Произошла остановка…

— Что? — Даг орал все громче. — Где ее мать?

— Она с девочкой.

— А отец?

— Простите, я не знаю, где он.

— Джозеф?

«Кто-то знакомый. Она знает, как меня зовут». Нервы были на взводе. Он заглянул в шкаф, надеясь обрести там убежище. Внизу тянулись полки, на них лежали старая обувь, выцветшие коробки из-под шляп всех форм и размеров и огромные шерстяные пледы. В нос сразу шибануло нафталином, Джозеф запомнил этот запах с тех пор, как мальчиком разбирал вещи в доме своей бабушки. Нет, в шкаф он не поместится, а если и влезет, то дверь закрыть не удастся. Кто-то снова позвал его, взволнованный голос раздавался уже прямо за спиной.

— Джозеф?

В ушах громко бухало сердце. Он повернулся, на пороге стояла Клаудия, одетая в кремовое платье с расклешенными рукавами и замысловатой бронзовой вышивкой. На ногах тапочки в тон. Волосы подколоты, несколько прядей выбились из прически, бледная тонкая шея открыта.

— Это ничего? — спросила она.

— Что? — Он почувствовал странную легкость в руке и обнаружил, что выронил сумку Ким. — Что «ничего»?

— Что я вошла в дом. Из своего-то я уже вышла. Каждый дом, знаете ли, — отдельный мир. Мы живем во множестве разных миров.

Джозеф нервно взглянул на шкаф.

— Я искал…

— Просто удивительно, как мы цепляемся за старую рухлядь. Антиквариат. Музейные экспонаты. Они похожи на мертворожденных детей.

Джозеф скривился и кивнул. Клаудия стояла прямо перед ним, лицо бледное, розовые губы слегка приоткрыты, руки мирно сложены на круглом животике. Со вчерашнего дня она похудела еще больше, только живот слегка выпирал под платьем, на фоне маленького бледного личика выделялись огромные темные глаза.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Джозеф.

Без малейшего усилия и удивительно быстро она оказалась в двух шагах от него.

— Знаете, — сказала Клаудия, — я часто думаю, не утопиться ли мне в море. Вместо этого я сбросила в воду всех остальных. Думала, мне станет легче, ведь тогда мы все окажемся в одной лодке, так сказать. — Она рассмеялась. — Вот только я позабыла об одной детали. Вылепить себя. — Клаудия придвинулась еще ближе, ее дыхание касалось губ Джозефа, язык едва ворочался во рту, рука почти накрыла его ладонь, почти, но еще не совсем. — У меня теперь открылись глаза. Я вижу мир удивительно ясно, потому что наблюдаю за ним со стороны. Грустно, не правда ли? — Она, наконец, коснулась его холодными кончиками пальцев.

— Тари в больнице, — выпалил Джозеф, — мне… — Он бормотал все тише и неуверенней, одновременно отступая назад и оглядываясь на закрытое окно. Прямо за стеклом сплетались ветви дерева. Клаудия наводила на Джозефа ужас. С другой стороны, говорила и вела себя она так соблазнительно, что устоять было невозможно. Опасность всегда возбуждает. Сгущающаяся атмосфера опасности. Но как же ему начать жизнь с Тари и Ким заново, если он позволит себе соединиться с Клаудией? Потерять голову с Клаудией. Или с Ким. Потерять себя. Можно было бы выпрыгнуть из окна, вцепиться в ветку и висеть на ней, сколько потребуется, висеть, пока не подоспеет помощь.