«Искусство и сама жизнь»: Избранные письма - Винсент Ван Гог

тему, но я не критик. Лишь добавлю: я рад, что он оставил меткое замечание о Тэне, который вполне заслужил это, – временами его приверженность математическому анализу очень раздражает. И тем не менее благодаря этому он (Тэн) пришел к невероятно глубоким выводам. Например, он написал о Диккенсе и Карлейле так: «Le fond du caractère anglais, c’est l’absence du bonheur»[177]. Не стану судить о том, насколько справедливо это утверждение, лишь отмечу, что подобные слова свидетельствуют о глубоких раздумьях, а также о том, что человек, способный на это, привык вглядываться в темноту до тех пор, пока его глаза не начнут что-нибудь различать там, где другие ничего не видят. Мне нравится это высказывание, оно великолепно и значит для меня больше, чем тысяча других слов на ту же тему, и здесь я отдаю Тэну дань уважения.

Я рад, что могу спокойно рассмотреть статьи с иллюстрациями Боутона и Эбби. Больше всех мне пришлась по душе «На картофельном поле», а также «Звонари» Эбби.

Сами статьи написаны в несколько канцелярском стиле, в них часто упоминаются гостиницы и торговцы антиквариатом, но я прочел их с удовольствием. Почему? По той же самой причине, что и книгу Золя, – меня интересует личность автора.

Вы заметили, что Золя ни разу не упоминает Милле? И тем не менее я читал у Золя описание сельского кладбища, старого крестьянина на смертном одре и его похорон, такое прекрасное, будто это были картины Милле. Так что упущение вызвано, вероятно, тем, что Золя не знаком с его творчеством.

Хочу поделиться новостью: я нашел необычайно красивый лист Т. Грина – брата или родственника Ч. Грина. Это «Праздник в лондонском приюте», с изображением сидящих за столом девочек. О, Вы будете от него в полном восторге!

«Прихожане городской церкви» – еще один лист того же автора, но меньшего размера, рисунок невероятно изящен, он выполнен в той же изысканной манере, что и «Бремар» нашего приятеля Дж. МкЛ. Р.

Еще я нашел два листа Дж. МкЛ. Р., этого человека-загадки, чье имя нам никак не удается расшифровать, – правда, я предполагаю, что он приходится братом или по крайней мере родственником В. М. Ридли. Итак, речь идет о «Восхождении на Везувий» и о «Футбольной игре». Обе хороши, но не настолько прекрасны, как «Бремарский экипаж». Помимо этого, мне знакома его работа «Ловцы лосося», и в моей коллекции имеется его «Лагерь добровольцев», которой позволил пролить свет на тайну его имени.

Кроме того, следует упомянуть «Процессию монахов по снегу» А. Ханта – она восхитительна, как и работы Легро. А еще иллюстрации В. М. Ридли с изображением Лондонского моста и эмигрантов и две вещи Бакмана – сцены на рынке: последние нарисованы размашисто, прямолинейно и смело.

Далее следуют работы Барнара: «Хемпстедская пустошь», «Первый гость», «Последний гость» и «Как живут бедняки». А также «Дети на пляже» Хопкинса – очень изысканно по тону; и прекрасный лист самого Миллеса под названием «Рождественские истории».

Кроме того, «Зимние пейзажи» и «Сочельник» Биркета Фостера – от них веет уютом; две важные работы Гаварни высочайшего качества: «Рыночные носильщики» и «Рыночные торговки», а также «Новогодние подарки».

Затем Регаме: несколько прекрасных гравюр на японские сюжеты и большой лист, вернее, шедевр – «Алмазные копи», кроме того, еще одна крупная композиция – «Откормленный бык».

У меня также теперь есть лист среднего размера по рисунку М. Ф. с изображением мельницы, которую приводят в движение заключенные, – он так же прекрасен, как любая работа Регаме.

Прекрасная вещь неизвестного мне автора с изображением сталелитейной фабрики в Шеффилде, под названием «Шлифовальщики вилок». Она выполнена в манере Эдмона Морена – в его сдержанном и лаконичном стиле.

Как видишь, их немного, но все прекрасны, и я считаю их удачным приобретением.

В их числе – очень красивая женская фигура, выполненная Ховардом Пилом, а также великолепные пейзажи С. Рида. Возможно, список неполон, но я назвал самое выдающееся.

Если Вы уже в пути, как обстоят дела с рисованием во время поездки?

Я работаю над «Уборкой картофеля», готовы отдельная фигура старика и несколько черновых этюдов, сделанных во время сбора урожая: человек, сжигающий сорняки, мужчина с мешком и еще один с тачкой и т. д. Надеюсь, что, вернувшись из поездки, Вы не отложите свой визит ко мне в долгий ящик.

Я сделал еще одного «Сеятеля», – кажется, это уже седьмой или восьмой этюд с изображением этой фигуры.

На этот раз я поместил его в определенное пространство: он изображен на фоне неба и вспаханного поля.

Мне бы хотелось задать Золя один вопрос, который, впрочем, касается не только его: «Неужели и вправду нет разницы между глиняной миской с треской и, например, фигурой землекопа или сеятеля? Есть ли разница между Рембрандтом и ван Бейереном (в технике они одинаково искусны), между Воллоном и Милле?»

Обратили ли Вы внимание на новый журнал «Pictorial News»? Иногда в нем можно встретить хорошие вещи, но, как правило, нет ничего интересного.

Дружище, я был бы рад провести больше времени с Вами. Но что поделать! Пишите, когда будет время и желание. Я не в особом восторге от летних выпусков «Graphic» и «London News». Правда, в «Graphic» встретился прекрасный Колдекотт, что отлично, и несколько работ Рейнхарта, но не лучшего качества. А в «London News» опять напечатали Катона Вудвилла.

Те листы, о которых я Вам писал, наверняка заинтересуют Вас. Поначалу «Алмазные копи» кажутся совсем непримечательными, но чем дольше разглядываешь эту гравюру, тем больше она нравится. А работы Т. Грина – просто шедевры.

Мой брат написал мне о прекрасной выставке в Париже, которая называется «Сто шедевров». До свидания, дружище, приятного путешествия, не забывайте писать, если будет время.

Жму руку.

Ваш Винсент

361 (299). Тео Ван Гогу. Гаага, среда, 11 июля 1883, или около этой даты

Дорогой Тео,

я уже начал скучать по твоим письмам и очень обрадовался, получив весточку от тебя. Большое тебе спасибо. Твой рассказ о выставке вызвал у меня живой интерес. Что это за старинная картина Дюпре, которая тебе так понравилась? Напиши о ней подробнее. К примеру, ты так ярко описываешь картины Труайона и Руссо, что это позволяет мне судить о том, в какой манере они были написаны.

В те времена, когда Труайон писал общественные пастбища, появилось множество картин, которые, хотя и не были фигурными, все же были наполнены определенной атмосферой, которую можно назвать драматичной.

Израэльс справедливо высказался о Жюле Дюпре (о его большом полотне из коллекции Месдага): «Это почти что фигурная живопись». Именно благодаря этому драматизму мы находим в картинах нечто, заставляющее нас сказать: «Здесь отображены тот миг и тот уголок природы, куда хочется отправиться в одиночестве, подальше от чужих глаз».

Это отчетливо видно и в «Кусте» Рёйсдаля.

Тебе не попадались старые картины Жака? Я говорю о тех, которые, казалось, были выполнены в утрированной манере, слегка натужно, ради нужного эффекта – хотя в действительности это было не так – и по этой причине вызывали восторг у публики, хотя сам автор и остальные художники не считали их удачными.

Кстати, о Руссо: известна ли тебе его работа из коллекции Ричарда Уоллеса? Опушка леса осенью после дождя, сквозь деревья открывается вид на бесконечные заболоченные луга, где пасутся коровы. Тон первого плана очень насыщен. Для меня это одна из прекраснейших картин – в ней много общего с той, что находится в Люксембургском музее, – пейзаж предстает там в лучах предзакатного солнца.

Благодаря драматизму этих картин становится понятно, что означает «un coin de la nature vu à travers d’un temperament»[178], а также то, что «l’homme ajouté à la nature»[179] должен быть частью искусства. Тот же самый эффект можно встретить, например, на портретах Рембрандта – это не просто природа, а скорее божественное откровение. И потому, мне кажется, будет правильно относиться к подобным вещам с уважением и хранить молчание, в то время как многие называют их вычурными или слащавыми.

Ах да, чуть не забыл: меня навестил де Бок – было очень мило. А еще Брейтнер, чего я совершенно не ожидал, – в последнее время мне казалось, что он не хочет со мной общаться. Меня это порадовало, потому что раньше – когда я только переехал сюда – мы с ним совершали очень приятные