Леопард - Ю Несбе

Через двадцать минут Харри поблагодарил и поднялся, и тут же, словно по незримому сигналу, снова возникла женщина с бирюзовыми глазами.

Она открыла ему входную дверь, в дом ворвался холод, Харри остановился, чтобы застегнуть плащ, и посмотрел на нее:

— А как вы думаете, фру Галтунг, где может быть Тони Лейке?

— Я ничего не думаю, — сказала она.

Может, она ответила слишком быстро, или что-то мелькнуло в ее глазах, а может, это Харри слишком хотелось уловить что-то странное, но ему не поверилось, что она говорит правду. Зато то, что она добавила, не оставляло сомнений:

— И я не фру Галтунг. Она наверху.

Микаэль Бельман поправил стоящий перед ним микрофон и посмотрел на собравшихся. Слышался шепот, но все взоры были устремлены на сцену, чтобы ничего не пропустить. В битком набитом зале он узнал журналиста из «Ставангер афтенблад» и Рогера Йендема из «Афтенпостен». Рядом с собой он слышал голос Нинни, как всегда одетой в безупречно отглаженную форму. Кое-кто вел обратный отсчет оставшихся до старта секунд — ничего необычного для пресс-конференций, транслирующихся в прямом эфире. Потом в динамиках раздался голос Нинни:

— Добро пожаловать! Мы созвали пресс-конференцию, чтобы сообщить вам о предпринимаемых нами действиях. Если будут вопросы…

Негромкие смешки.

— …их можно задать в конце. Передаю слово руководителю следственной группы комиссару Микаэлю Бельману.

Бельман откашлялся. Пришли все без исключения. Телеканалам позволили установить свои микрофоны на столе прямо на сцене.

— Спасибо. Должен начать с того, что может вас разочаровать. Я вижу, сколько собралось народа, вижу ваши лица и боюсь обмануть ваши ожидания. Мы пока не можем сообщить, что в расследовании наконец-то наметился прорыв. — Бельман увидел разочарованные лица, даже услышал чей-то разочарованный стон. — Мы собрали вас, поскольку вы просили, чтобы вас постоянно держали в курсе. Сожалею, если сегодня у вас были более важные планы.

Бельман улыбнулся, услышал, как несколько журналистов засмеялось, и понял, что прощен.

Микаэль Бельман вкратце рассказал, над чем они сейчас работают. То есть повторил информацию о тех немногочисленных успехах, которых они добились, например, как с помощью веревки им удалось вычислить мастерскую на Люсерене, о том, что обнаружен труп Аделе Ветлесен, о так называемом леопольдовом яблоке — орудии убийства, использованном в первых двух случаях. Старые новости. Он увидел, как один из журналистов подавил зевок. Микаэль Бельман взглянул на лежавшую перед ним бумагу. На сценарий. Потому что это был именно сценарий, подробный сценарий небольшого спектакля. Тщательно взвешенный и продуманный. Не слишком много, но и не слишком мало, наживка должна пахнуть, но не вонять.

— И наконец, пара слов о свидетелях, — начал он и увидел, как насторожились журналисты. — Как вам известно, мы просили прийти в полицию всех, кто был в Ховассхютте в ту же ночь, что и жертвы убийств. К нам обратилась некая Иска Пеллер. Сегодня вечером она прилетает из Сиднея и завтра отправится с одним из наших сотрудников в Ховассхютту. Там они попытаются, насколько это возможно, реконструировать события интересующего нас вечера.

Разумеется, обычно они никогда не называли свидетелей, но в данном случае без этого не обойтись, потому что тот, к кому они обращались на самом деле, — убийца — должен понять, что полиция действительно нашла кого-то из тех, кто останавливался в хижине. Бельман не акцентировал слово «один», когда говорил о сотрудниках, но суть была именно в этом. Всего двое, свидетель и обычный следователь. В хижине. Вдали от людей.

— Мы, разумеется, надеемся, что фрекен Пеллер даст нам описание других туристов, бывших в хижине в тот вечер.

Выбор слов они обсудили загодя. Хотели вызвать подозрение, что свидетель способен изобличить убийцу. Вместе с тем, по мнению Харри, нельзя допускать, чтобы то, что свидетеля сопровождает только один следователь, кому-то показалось странным. Краткое вступление «и наконец, пара слов о свидетелях» и снижающее драматический эффект «мы, разумеется, надеемся» призваны были заронить мысль, что полиция пока не рассматривает этого свидетеля как важного и, следовательно, требующего принятия особых мер безопасности.

— А что она видела, как вы думаете? И нельзя ли произнести имя свидетельницы по буквам?

Судя по выговору, это был человек из Ругаланна. Нинни наклонилась к микрофону, чтобы напомнить, что вопросы следует задавать в конце, но Микаэль остановил ее, покачав головой.

— Мы узнаем, что она помнит, когда свидетельница вернется из Ховассхютты, — сказал Бельман и наклонился к микрофону с логотипом NRK. Государственное телерадиовещание. Его принимают по всей стране. — Она едет с одним из самых опытных наших следователей и пробудет там сутки.

Он взглянул на Харри Холе, который стоял в самом конце зала, Харри едва заметно кивнул. Он понял смысл послания. Сутки. Двадцать четыре часа. Блюдо выложено на тарелку и подано к столу. Взгляд Бельмана заскользил дальше. Наткнулся на Пеликаншу. Она одна возражала против их плана, доказывала, что это просто неслыханно и они не имеют права сознательно вводить прессу в заблуждение. Тогда он объявил перерыв и переговорил с ней с глазу на глаз. После чего она присоединилась к большинству. Нинни предложила задавать вопросы. Публика в зале оживилась, Микаэль Бельман расслабился и приготовился давать расплывчатые ответы, используя пригодную во всех случаях формулировку «на данном этапе расследования мы не вправе разглашать эту информацию».

Ноги у него так замерзли, что он их совсем не чувствовал. Как такое возможно? Ведь все остальное тело горело. Он так кричал, что совсем потерял голос, глотка пересохла и превратилась в одну сплошную рану, в которой кровь сгорела и стала красной пылью. Пахло палеными волосами и горелым салом. Печь прожгла фланелевую рубашку насквозь, прожгла спину, и, пока он кричал не переставая, они сплавились воедино. Сам он расплавился, словно оловянный солдатик. Когда он почувствовал, что боль и жар поглощают его сознание и наконец-то он вот-вот впадет в спасительное беспамятство, он неожиданно очнулся. Мужчина вылил на него ведро холодной воды. Боль на секунду отступила, и он вновь разрыдался. Потом услышал, как между спиной и печкой шипит кипящая вода, и боль вернулась с новой силой.

— Еще воды?

Он поднял на него глаза. Мужчина стоял над ним с полным ведром. Туман, застилавший глаза, рассеялся, и пару секунд он видел его совершенно отчетливо. Отсветы пламени в поддувалах печки плясали у него на лице, на лбу блестели капельки пота.

— Все очень просто. Мне нужно узнать только одно: кто это? Кто-то из полиции? Кто-то из тех, кто был той ночью в Ховассхютте?

Он прорыдал:

— Какой ночью?

— Ты знаешь какой. Почти все они сейчас мертвы. Давай.

— Я не знаю. Поверь, я не имею к этому никакого отношения. Воды. Будь так добр. Будь так…