На волнах оригами. Музыкальный приворот - Анна Джейн

– Нет, – замотал он вдруг головой, убирая мою руку. И я поняла, что в его глазах – страх. – Нет, – повторил он.

– Но…

Я совсем растерялась.

– Если кольца – то уходи. Не возьму, – вдруг жестко сказал Кей – и этого тона я не ожидала услышать. И этих слов – тоже.

– Глупый, – покачала я головой, поняв, почему это он так напрягся. Подумал, будто я отдам ему кольца – ведь если по нашему уговору я верну их, это будет значить, что я возвращаю ему и свои чувства.

Антон совершенно этого не желал, и я тихо порадовалась сему факту.

– Не кольца, – вновь лучезарно улыбнулась я, жестом фокусника доставая из сумки небольшую темно-синюю бархатную коробочку. – Тропинин, ты такой дурак! – не преминула объявить я.

Мне показалось, что он выдохнул от облегчения и решительно взял коробочку.

– Что это? – полюбопытствовал он.

– Открой.

И он открыл мой подарок, ставший предлогом для последней встречи в терминале аэропорта. Я не была особым оригиналом, в отличие от своих родственников и, наверное, самого Антона, а потому подарок мой был простым, без особых изысков – серебряный широкий браслет с гравировкой ручной работы на обеих своих сторонах. На внешней была изображена звуковая волна, на внутренней – несколько слов от меня.

Тех самых, важных.

Антон с интересом рассматривал браслет.

– Пока что я могу дать тебе немногое, – сказала я негромко, отчего-то глядя в пол, – хотя ты заслуживаешь намного большего. Но…

– Мне достаточно, – перебил Кей, надевая браслет на широкое запястье – украшение оказалось ему впору. – Спасибо. Правда, спасибо.

Наши взгляды встретились, и я с облегчением поняла по его глазам, что браслет понравился ему.

– Что ты записала? – спросил Антон, все же обнимая меня – очень легко, словно я была не человеком, а хрустальной статуей. Я с трудом прогнала непрошеные слезы.

– Как ты догадался?

Гравировка действительно была изображена в виде звуковой волны моего голоса. Я записала небольшое послание, которое мастер преобразил в волновую картинку, а после перенес и на серебро.

– У меня хорошая интуиция, – усмехнулся Антон. Его губы касались моего лба.

– Я хотела, чтобы ты расшифровал эту звуковую волну, но мастер сказал, что этого сделать не получится. Поэтому скажу тебе так, – отвечала хрипло я, наслаждаясь последними объятиями. – Все просто. Я тебя люблю. Банально? – прошептала я. Голос охрип от душивших слез, но я не давала им волю. Нельзя.

– Искренне.

Мы смогли отвоевать у времени еще один час, ставший нашим.

Стояли, не замечая всего этого людского потока, не слыша голосов и автоматизированных объявлений о прибытии рейсов, растворившись друг в друге – словно в последний раз.

А потом появился Арин, нагруженный сумками, как вьючный осел, хотя по его совершенно безэмоциональному флегматичному лицу сложно было сказать, что он недоволен. Как и Тропинин Арин был «замаскирован»: капюшон худи закрывал глаза и скрывал длинные черные волосы.

– Кэт, здравствуй, – поприветствовал он меня и тотчас обратился к другу: – Антон, время.

– Иду, – нехотя ответил Тропинин и наклонился ко мне, сжимая руки на моих плечах.

Наш последний поцелуй был коротким и горьким, и эта горечь затмила всю сладость, головокружение и ощущение полета, которые были до этого. Она въелась в сердце, как чернила в белоснежную скатерть. И осталась клеймом разлуки.

Я проводила Антона до стойки регистрации, которая в скором времени заканчивалась. И, как назло, народу в очереди почти не было.

Когда он уходил, я стояла и улыбалась старательно, махала рукой, а на сердце горело это мое свежее клеймо.

– Прощай, Антон, – тихо сказала я.

Любовь не только греет, она умеет сжигать сердца.

* * *

Антон приказал себе не смотреть на Катю, стоящую позади, за стойкой регистрации, но не смог этого сделать и оглядывался до тех пор, пока ее было видно.

А она стояла, улыбалась – искреннее – и махала ему, как маленькая девочка. Только вот глаза ее были грустными, и улыбка ее Антона обмануть не могла.

Но то, что она все же приехала, отдала ему этот браслет – он с неожиданной нежностью глянул на свое запястье, – Антона впечатлило.

Ему было тяжело не меньше, чем ей. Но он привычно спрятал все свои чувства поглубже, в нижний ящик сердца, тщательно упаковав, чтобы они не разбились. Сейчас следовало сосредоточиться на другом, но, черт возьми, как тяжело было это сделать!

Катя. Катя. Катя.

Его Катя. Беззащитная, хрупкая и такая сильная. Ни проронила ни слезинки, и Антон был благодарен ей за это.

Он не хотел, чтобы она плакала, хотя она плакала из-за него много раз. Парадокс.

В какой-то момент Антону показалось – уже в который раз, – что на него смотрит кто-то еще, помимо любимой девушки, но кто, парень так и не понял. Слишком уж много было в терминале людей.

Уже стоя в небольшой очереди на предполетный досмотр, неподалеку от рамок, Арин вдруг спросил:

– Сожалеешь?

– Что? – не сразу вынырнул из своих мыслей Антон.

– Хотел остаться с ней?

– Что за вопросы? – поморщился Тропинин.

Говорить об этом ему не хотелось. А друг любил выбирать больные темы – больные для других, естественно. Потому что говорить о том, что остро беспокоило его, не желал. Он почти никогда не говорил о своей Ольге. Так, пару раз, когда был порядочно пьян.

– Не знаю, что было бы, если бы ты все бросил и остался, – своим обычным спокойным голосом продолжал Арин. – Это бы был конец. Так?

– Не так, – ухмыльнулся неожиданно Кей. – Я – профессионал. И ты прекрасно знаешь, что музыка – не только мое хобби, но и моя работа, чел. И твоя тоже. Ты никогда не думал, что нужно искать баланс между работой и личной жизнью?

– Спасибо, – тронула легкая улыбка тонкие губы длинноволосого. Кажется, он ждал этого ответа.

– Идиот, – фыркнул Антон и прошел вперед – на досмотр.

Слова, выгравированные на обратной стороне серебряного браслета, въелись ему в память.

«Не забывай меня. Ведь я помню о тебе всегда. К.»

Когда они с парнями усаживались на свои места в самолете, Антон улыбался, глядя в иллюминатор. И совсем скоро он окажется в царстве Кати – среди облаков.

С этими мыслями он засунул в уши наушники с любимыми треками.

По крайней мере, над ними всегда будет одно небо.

Келла, сидящий рядом, с недоумением и почти брезгливо смотрел на друга и изредка качал головой.