Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650-1945 - Карл Деметр

Я отказался принять эту попытку поговорить со мной и в этот же день имел продолжительную беседу с генералом и его адъютантом. Генерал был возмущен поведением полковника Лейпольда, и последний пообещал ему воздерживаться от всяческой пропаганды.

Последовательность событий поставила меня в исключительно ложное положение. Огромное большинство тех, кого я все еще считал своими товарищами, рассматривают меня как предателя дела патриотизма, особенно когда я стал оратором нашей маленькой группы. На самом деле я расцениваю «народное» движение, если оно будет развиваться разумно, как единственную надежду для рейха, и все же я обязан относиться к нему как к чему-то, чему должно сопротивляться всяческими способами, наряду с мятежом и нарушением клятвы. Мое представление о чести требует, чтобы я сделал все возможное, чтобы защитить правительство, которое с радостью отправил бы на погибель.

Я не могу судить, как сейчас будут развиваться события. В соответствии с историей, которая сегодня началась, но которая при этом неприятно поразила меня, национал-социалистическое движение при поддержке рейхсвера за несколько дней перевернет всю нашу страну. Вторая армейская группа штаб-квартиры специально упомянута как официально выступающая за[47]Лоссова. Я рассматриваю такого рода вещи как некие слухи, распространяемые с намерением возбудить общественное мнение, которое и без того уже находится в преступном смятении. Нет ничего, чего я бы желал более ревностно в настоящий момент, чем встать на сторону «народного» движения, но, как честный офицер и солдат, я не вижу ни малейшей возможности в настоящий момент сделать это.

У меня была слабая надежда, что Вы, полковник, вероятно, сможете показать мне, как это можно сделать с честью. При нынешних обстоятельствах для меня составит величайшее удовольствие вернуться в свой батальон, и если это будет возможно, то я с почтением прошу Вас как можно скорее предпринять необходимые действия. Больше всего тревожит меня то, что все исходит из вооруженного конфликта с Баварией.

Я надеюсь, полковник, что вы будете достаточно добры, чтобы простить мне это длинное письмо, и поймете мое желание в таком бедственном смятении хотя бы немного четче разобраться во всем этом.

С самыми теплыми пожеланиями офицерскому корпусу 3-го прусского батальона, 12-му пехотному полку и всем, кто является настоящим пруссаком, остаюсь с огромным уважением, полковник, Ваш покорный слуга лейтенант Лейст.

NB. Все прапорщики из 12-го пехотного полка твердо стоят за мной, так что полк уже имеет репутацию полностью освобожденного от евреев, равно как и от красных и спартаковцев. Я никогда не желал бы, чтобы меня описывали такими же словами.

Магдебург, 24 октября 1923

Полковнику Шнивинду

Передаю информацию. 22 октября я телеграфировал в ответ лейтенанту Лейсту следующую телеграмму: «Подчиняйтесь прусским военачальникам».

Фон Хаммерштейн

Халъберштадт, 25 октября 1923

Генерал-полковнику Фрейхеру фон Хаммерштейну

Принято к сведению. Я уже частным образом отправил отрывок из этого письма дивизионному командующему. Я скажу лейтенанту Лейсту, что ценю его поведение.

Шнивинд

(Государственный архив в Кобленце, документы Шлейхера)

4 октября 1930 года суд рейха в Лейпциге вынес следующий приговор бывшим лейтенантам Шерингеру и Людину и обер-лейтенанту Вендту.

Обвиняемые приговорены согласно статье 6 государственного уголовного кодекса к восемнадцати месяцам заключения в крепости с оплатой пропитания за участие в заговоре по совершению измены. Шесть месяцев и три недели, уже проведенные ими во время расследования, в любом случае будут приняты в расчет. Людин и Шерингер подлежат увольнению из армии. Шерингер обвиняется и в других проступках. При провозглашении приговора суда президент четвертой палаты государственного суда четко выразил, что, совершая проступки, по которым они приговорены, обвиняемые действовали из страстной любви к родине. Тем не менее суд отверг все побочные обстоятельства и подчеркнул, что совершенно невозможно для германского вермахта позволять лейтенантам общаться с рекрутами, вне зависимости от того, на какую политическую партию они работают.

У меня имеются следующие весьма серьезные наблюдения по поводу этого дела:

1. Рейхсвер есть и по самой своей природе остается в высшей степени патриотическим (национальным). Между тем поразительное высокомерие, наглость и достойный крайнего сожаления недостаток уважения к властям проявляются молодыми офицерами, у которых нет иных достоинств, кроме молодости. Они обвиняют в недостаточном патриотизме старших офицеров (якобы только одни молодые офицеры знают, что такое патриотизм), в том числе фон Гинденбурга, главнокомандующего рейхсвером и президента рейха, в ведении которого находятся все вопросы, включая патриотизм.

2. Совершенно справедливо утверждать, что главная цель рейхсвера – внешняя защита отечества, и это, очевидно, долг высшего командования – принять все необходимые меры для выполнения этой обязанности. Однако молодые офицеры демонстрируют крайнюю дерзость и поразительное тщеславие, когда рассуждают о неадекватных мерах по национальной обороне и критикуют эти меры публично, когда у них вообще нет оснований делать это.

3. Рейхсвер стоит превыше всех партий и служит одному государству. Он должен держаться совершенно в стороне от партийной борьбы и давления повседневной жизни, и даже не стоит вопрос о том, чтобы он склонялся вправо или влево. Все военные меры и регуляции управляются одним только этим соображением. Следовательно, это приводит к полному непониманию фактов и почти к непреодолимому тщеславию, из-за которого молодые офицеры думают, что они должны противостоять тому, что, по их представлению, является уклоном влево со стороны Верховного командования.

Если есть регуляции или меры, непонятные для них, они всегда могут пойти к командующим офицерам за разъяснением. В целом это – одна из худших черт послевоенного климата, когда каждый молодой офицер чувствует себя обязанным критиковать решения вышестоящего командира и требовать, чтобы каждая мера была объяснена и оправдана в его глазах.

4. Прочность любых вооруженных сил основывается на неограниченном повиновении. Солдаты, которые хотят видеть, совпадают ли приказы с их собственными идеями, прежде чем они станут их выполнять, абсолютно ничего не стоят. Мысли такого рода приводят к мятежам, к разочарованию в рейхсвере и в конечном итоге к войне всех против всех. Тот день, когда офицеры с таким напряжением говорили об этом перед судом рейха, был одним из самых мрачных дней для нашей армии.

5. Очевидно, что офицеры, разделяющие такие взгляды, не могут оставаться в вермахте. Следовательно, я ожидаю, что любой офицер с чувством чести и патриотическими убеждениями подаст в отставку из рейхсвера сразу же, как только в нем укоренятся схожие взгляды.