Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650-1945 - Карл Деметр

6. Этот приказ должен быть передан всем офицерам. Об исполнении действий следует доложить через официальные каналы министру рейхсвера к 1 ноября 1930 года.

Тренер

Октябрь 1930

В заявлениях, сделанных младшими офицерами перед судом рейха, немалую роль, я уверен, сыграло определенное чувство солидарности, из-за желания скрыть внутреннюю незащищенность под прикрытием внешней бравады. Кое-что также объясняется тщеславием и высокомерием, столь широко распространенными среди молодых людей нашего времени. По этой причине я также уверен, что, несмотря на это дело, дисциплина и безусловное послушание остались непоколебимыми. Вместе с тем мы не должны обманывать себя. Такое поведение со стороны нескольких молодых офицеров нанесло ощутимый вред репутации рейхсвера. Недоброжелатели и антивоенные круги выставят нам счет при первой же возможности.

Наши доброжелатели и те, кто ближе всего связан с нами, были потрясены, и их вера в рейхсвер и непоколебимую скалу субординации и преданности долгу, на коих основано все здание государства, была подорвана. Мы могли бы избежать такого рода кризиса доверия, если бы все командующие офицеры обратили больше внимания на взгляды, имеющие хождение в офицерском корпусе. Но к сожалению, я сейчас должен быть откровенным до жестокости. Есть командующие офицеры, которые избегают всякого рода политических разговоров со своими подчиненными – либо потому, что чувствуют внутреннюю неуверенность, либо потому, что им не хватает твердости в собственных убеждениях. Не выступая открыто против подобных разговоров, они таким образом позволяют своим подчиненным предполагать, что они согласны с ними или боятся, что кто-то может подумать, что они не патриоты и могут сделаться непопулярными среди своих офицеров. Нет другого способа объяснить, почему столь прочно завладели молодыми людьми совершенно ложные идеи: сомнения относительно патриотизма Верховного командования, чепуха насчет того, что рейхсвером управляют левые партии, что повиновение только условно, и так далее. Если командующие офицеры выполняют свой долг и указывают на то, какие огромные препятствия приходится преодолевать Верховному командованию, чтобы сделать рейхсвер самым сильным элементом в государстве, то это фактор, который не может игнорировать ни одно политическое решение. Офицерский корпус не мог бы позволить распространение взглядов, которые могут привести к тому, чтобы подорвать положение, которое занимает в государстве вермахт. Было бы достаточно преподать молодым людям урок и заставить их увидеть глупость и пустоту их мнений, если бы были предприняты малейшие усилия, чтобы познакомить офицеров с аргументами, которыми я пользовался в последние двенадцать месяцев – в речах и циркулярах, в дебатах с людьми, придерживающимися противоположных взглядов.

Вывод, который можно сделать, таков, что единственными людьми, которых мы сможем поставить командовать офицерским корпусом, могут быть только те, кто имеет мужество отстаивать свои убеждения и наделен достаточным интеллектом, чтобы правильно обучать своих молодых офицеров, ибо последние обладают непомерным высокомерием и исключительной чувствительностью и в то же время высокоразвитым чувством чести, интеллектом и, что самое замечательное, наделены чертами высокого идеализма.

Всех офицеров следует ознакомить соответствующим образом со взглядами, которые я изложил в этом циркуляре.

Тренер

Ганс Остер намного отчетливее, чем прочие, говорил об интеллектуальном и политическом мировоззрении старых профессиональных офицеров. То, что управляло их поведением и сделало дело исключительно сложным, – это тот факт, что на протяжении тридцати лет (1914—1944) целое поколение служило при трех совершенно разных политических системах, а именно: монархии, затем в некотором роде правительству под «системой»[48]и, наконец, национал-социалистическому государству. Говоря о настроениях офицеров, Остер заметил:

«При монархии это было нечто вроде мальчишеского энтузиазма стать солдатами, который и посылал нас в армию. Нам даже не приходило в голову, что в какой-то прекрасный день режим может пасть. Политика для нас ничего не значила. Мы были в униформе, и это все, что для нас имело значение. Теперь не было «недопустимо» читать Berliner Tageblatt или Frankfurter Zeitung в «Казино».

Падение монархии по причине революции 1918 года оказалось страшным потрясением и сюрпризом для офицеров, потому что в душе они были монархистами.

Государство, которое тогда возникло, требовало от офицеров принять решение. «После суровой борьбы с самими собой мы, наконец, решили, против нашей склонности, служить социалистической республике и новому флагу. Мы надеялись и собирались помочь стране преодолеть все самое худшее».

Генерал Зеект, сказал он, запретил рейхсверу того времени участвовать в любой политической деятельности. Даже при монархии офицеры намеренно не обращали внимания на текущую политику или политические движения, однако теперь им было приказано игнорировать текущую политику по закону.

Когда армия насчитывала только 100 000, система обучения превращала нас в аполитичных солдат в критические годы нашего военного развития, и мы поняли, что вынуждены подчиняться главе государства.

В письменном заявлении Остер говорил:

«Мы были вполне уверены, что в тех политических условиях это единственная дорога к нашей цели, а именно: вновь внедрить в войска дисциплину и позднее сделать их основой для строительства армии, чтобы она превратилась в современный вермахт. Слова «партия» и «игра в политику» для нас отзывались неприятным звоном».

Во время событий 1933 года, пишет Остер, солдаты почувствовали облегчение от напряжения, с которым на их совесть давила «система». Возвращение к неистовой патриотичной политике, перевооружение и введение универсальной всеобщей военной службы – все это для офицеров означало возврат к старым традициям. При «системе» солдаты выполняли свою работу потому, что это был их долг, однако черты национал-социалистической реконструкции согревали их сердца, хотя не все до конца понимали происходящее.

Не все, например, понимали тождественность «партии» и «государства».

Нам приходилось глотать многие вещи, которые на самом деле застревали у нас в глотке, например «Песню штурмовиков», реакцию, стрельбу, путч Рема, дело Бломберга, суд на Фришем и то, что ваффен СС сделали элитой вермахта. По моему мнению, дело Бломберга было хуже всего, поскольку оно нанесло ужасный удар по репутации офицерского корпуса. Смириться со всем этим для многих из нас было очень трудно.