Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин

class="p1">— Ништо, — сказал, ухмыляясь, Тимофеич. — Лишним не будет.

— Ненормальный старик! Вы портите оболочку. Как, позвольте узнать, я могу…

Они заспорили. Збарский наскакивал, Тимофеич хмыкал и угрюмо отбрехивался.

Я воспользовался моментом и рванул к выходу. Если б кто-то попытался меня остановить — я убил бы, не дрогнув, и даже не заметил бы. Любого. Все, что спало во мне — проснулось и превратилось в натянутую стальную пружину. Не останавливаясь, не позволяя никому приблизиться, дотронуться до меня, я выбежал из потайного коридора, выбрался наверх, вырвался наружу, под зимнее небо, на площадь с кострами…

И вот я здесь. В своей квартире. Сижу, закрывшись на все замки, перепуганный и несчастный.

Ни есть, ни спать не могу вторые сутки подряд — пища вываливается из рук, глаза не смыкаются. Я ослабел и не могу понять, что происходит.

Возможно, я чем-то заразился, пока ковырялся в чьем-то опоганенном теле. Трупный яд разливается по организму. Но хуже всего — что отравлен мозг. Ничем иным я не могу объяснить…

О, эта вавилонская мерзость!.. Терафим… Теперь я все знаю о нем. Это и материальный предмет, и — одновременно — магическая сущность. Вавилоняне создавали их из трупов и черепов младенцев. Кровь — основа оккультной силы терафима, она позволяет подчинять демонов… Цена веры — кровь и всемогущество. В наши дни убивают и за меньшее. Теперь и на бога не понадеешься — боги у всех разные… Бог материалистов страшнее других богов… Но как можно во все это верить?!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

А я и не верю. Не верю. Только… Почему тени говорят со мной?!

Они появились, когда я вырвался из подземного логова, морозный ветер подхватил меня и потащил вперед, по снежному полю… Тени мельтешили вокруг. Их кожистые крылья оглушительно хлопали, задевая мое лицо, их когти скребли, царапали и крушили лед… Над деревянным зиккуратом возле Никольской башни клубилась мгла. И к черному небу летели вопли, крики и голодный вой. Я вырвался из потока, я убежал, я смог!..

Но они пробрались и сюда. Они облепили стены, потолок. Их становится все больше. Они хищно помаргивают в мою сторону крохотными ярко-красными глазками… Я чувствую — вскоре они набросятся на меня. И тогда… Все будет кончено. В груди словно дыру прорвали, и прореха эта растет. Все, что я могу ощущать — лишь невыносимая бо… «

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Доктор Заварин так и не был найден. Ни живым, ни мертвым. Для тех немногих, кто знал его, он словно бы застрял навсегда между двумя мирами: миром живых и миром мертвых.

Впрочем, память о докторе не была долгой. Зима 1924 года выдалась в России столь жуткой, что вздыхать о пропавших было некогда и некому. Пропадали все. К тому же и происшествие с этим медиком ничего всерьез не меняло ни в чьей-либо жизни, ни в общем течении истории — тем более.

Он был, жил и пропал. Подобно искре, вспыхнувшей в огромном костре и бесследно улетевшей в ночное небо вслед за множеством других — таких же.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Пётр Перминов

Ангелов здесь нет

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«Написать „Ангелов“ меня сподвигли два момента. Первый: интерес к воздухоплаванию в целом и к стратосферным полётам в частности (потому что это по-настоящему круто — почти прикоснуться к нижней границе космоса, используя такой, казалось бы, архаичный летательный аппарат как аэростат). Второй: любовь к Мифам Ктулху и желание привнести свой скромный вклад».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Высота — восемнадцать тысяч метров над уровнем моря.

Бабушка моя верила, что именно здесь живут ангелы. Такие, какими их рисуют на иконах: златокудрые, прекрасноликие, в белоснежных одеждах и с огромными крыльями. Бабушка была из крестьянской семьи и большую часть жизни смотрела под ноги, но изредка разгибая спину и устремляя взгляд вверх, наверное, полагала, что там, прямо над облаками, в тёплых лучах солнца парят небожители. И безгрешные люди, говаривала она, коих господь призвал раньше срока, тоже превращаются в ангелов и беспечно летают с херувимами, не зная ни горя, ни болезней, ни мирских тягот. Эти нехитрые сказки — единственное, чем она пыталась утешить меня после смерти матери. Бедную мою маму, как и миллионы других, в январе 19-го года убила «испанка». (Я и сам-то уцелел, можно сказать, чудом.) Столько лет прошло, а я помню лютый мороз и превратившиеся в ледяные камни комья кладбищенской земли. В ту пору мне уже исполнилось двенадцать, и я, разумеется, нисколько не верил бабушкиным историям про вечную жизнь, ангелов и доброго боженьку, но послушно кивал, чтобы не обижать старушку своим детским атеизмом…

Интересно, доживи бабушка до сегодняшнего дня, что бы она сказала, узнав, что её внук оказался там — в заоблачных высотах?

Удивилась бы? Обрадовалась? Думаю, скорее, ужаснулась бы, сказав, мол, негоже живым соваться туда, куда не велел господь. А если б она увидела то, что вижу я? Что здесь, над облаками, нет никаких херувимов — только арктический холод и бездонная чернота пугающе близкого космоса. Отнюдь не похоже на райские кущи. Отнюдь.

Я вновь смотрю на альтиметр: восемнадцать тысяч триста тридцать семь. Мы достигаем высоты равновесия, на которой масса гондолы уравновешивает подъёмную силу баллона, и подъём прекращается. Командир принимает решение сбросить часть балласта — почти сотню килограммов дроби — и аппарат снова идёт вверх. Оболочка принимает окончательную форму и теперь висит над нашими головами чудовищным серым шаром. Стратостат «ДОСААФ» — достижение инженеров страны Советов, мастодонт из двойного прорезиненного перкаля объёмом почти двадцать пять тысяч кубических метров. Под ним на двадцати восьми стропах подвешена крохотная, меньше двух с половиной метров в диаметре, стальная сфера с тремя сидящими спинами друг к другу на узких откидных сидениях «отважными покорителями верхних рубежей атмосферы», как нас любят именовать радио и газеты. Мы — это командир экипажа Александр Тимофеев, бортинженер Алексей Ульрих, а третий — я, Роман Фёдоров, геофизик, ещё вчера — выпускник Ленинградского университета, а сегодня — стратонавт, отвечающий в этом полёте за всю «науку». Полученные данные понадобятся нашим лётчикам, ведь им, сталинским соколам, в ближайшем будущем предстоит штурмовать стратосферу. И лучше быть во всеоружии при встрече с ней. Вот потому-то и без того тесный шарик гондолы набит метеорологическими и астрономическими приборами и