Хроника Ливонии - Генрих Латвийский

самым условным образом, принять за terminus, ante quem возникновения Герцикэ.

Выше изложенным не исчерпываются все имевшие место попытки объяснения слова Герцикэ. Кроме гипотезы Куника — Пабста и др., существует совершенно иная линия догадок: в основе слова ищут какое-то русское имя. Так, И. П. Беляев (о. с., стр. 15), основываясь на том, что в позднейшее время встречается форма Берсик (Ср. выше соображения Сапунова, а также кое-какие упоминаемые им данные карт ген. штаба), полагал, что Герцикэ — это "может быть Бережки или Берестье, перепутанные латышом-летописцем". Ив. Желтов (Герцике-Ярчик и древнее русское городище на берегу Авикшты — в Рижском Вестнике, июнь 1886 г. См. Археологические известия и заметки, т. IV, М., 1896, стр. 155) объяснял слово Герцикэ русским Ярчик, уменьшительной формой от Яр, приводя в пример имена Черный Яр, Красный Яр в Астраханской губернии и Красноярск — в Сибири. Эта мысль не лишена некоторого правдоподобия, особенно если игнорировать мнение Куника — Пабста и др. и если заменить приведенные автором несколько неожиданные аналогии более близкими к Ливонии, упомянув хотя бы Герчики в б. Краснинском уезде Смоленской губернии (см. В. И. Лебедев. Обзор Краснинского уезда Смоленской губернии, стр. 13 и 32) или Ярчицы (Фокино) в б. Гжатском уезде той же губернии (см. Список насел, мест Смоленской губ., изд. Центр. Статистического Комитета, стр. 163, № 4505) (Этой справкой мы обязаны любезности Е. А. Рыдзевской). Напомним, что корень яр обладает весьма почтенной древностью, а чередование яр и ger — постоянное явление в таком имени, как Ярослав (ср. у Генриха в XXII.4: Gerceslaus).

В итоге всего сказанного нужно признать, что ни норманнская гипотеза, при всей ее вероятности, ни другие попытки не дают окончательного решения вопроса о происхождении и значении имени Герцикэ. Вопрос этот останется, надо думать, открытым и впредь до обнаружения каких-либо новых источников (Очень важны, напр., были бы точные археологические данные о норманнах в Герцикэ).

Князя Герцикэ Генрих называет Wiscewaldus, т. е. Всеволод. Генеалогически это имя доныне не определено, как и другое имя — Вячко, князя Кукенойса. О первом и городе его наши летописи молчат, о втором в Новгор. 1-й летописи (ПСРЛ, III, стр. 39) под 6732 г. сказано: "Того же лета убиша князя Вячка немци в Гюргеве, а город взяша" (М. Таубе (о. с., стр. 418 и вторично 441), таким образом, ошибается, утверждая, что о Вячке нет ничего "in keiner Chronik". Так же ошибается он, говоря, что Карамзин "aus diesem Grunde ignorirt ihn. Vollig". Правда, в выше приведенном месте из Новгор. 1 летописи нет ни слова о князе Кукенойса). Этим упоминанием и данными Хроники ограничиваются все фактические сведения, какими располагает историк. И Н. М. Карамзин (ИГР, изд. 5, т. III, стб. 87, 116, 117 с прим. 205, 206, 208), и С. М. Соловьев (История России, изд. "Общ. Польза", I, стб. 613, 615, 616 с прим. к 613 и 615), говоря о Всеволоде и Вячке, только повторяют Генриха и вовсе не определяют их по родовой линии. Правда, и тот и другой называют еще один источник, где некоторые надеялись найти более точные сведения, а именно рассказ Татищева (ссылающегося на летопись Еропкина) о Борисе Давидовиче полоцком, жене его Святохне и сыновьях Васильке и Вячке (Из того же источника, вероятно, черпали: Данилович, именующий Вячка Васильком (о. с., т. I, № 1, стр. 54), и Нарбут (Dzieje starozytne, t. II, стр. 444), считающий Вячка Василием-Рогволодом Борисовичем. Ср. Данилевич, о. с., стр. 121, прим. 132), но Карамзин при этом, как бы отмежевываясь от Татищева, подчеркивает: "Я не нашел о том ни слова в летописях", а Соловьев, отчасти пользуясь Татищевым в примечаниях, все же не вводит соответствующих данных в свой основной текст. Тем не менее некоторая доля доверия к рассказу о Святохне в примечаниях у С. М. Соловьева заметна. Он говорит (о. с. стб. 613, прим. 1): "Об этом Вячеславе или Вячке и брате его Васильке, сыновьях Бориса Давидовича полоцкого, и мачихе их Святохне см. любопытный рассказ у Татищева, III, стр. 403 и сл."; далее (ibid., стб. 615, прим. 1): "Wissewaldus сходнее со Всеволодом, но в точности ручаться нельзя; очень может быть, что это и Василько" (Последнее, без сомнения, ошибочное предположение (ср. у Бунге, о. с., № 15: Wiscewolodo), совершенно не подходит к той тщательности, с какою Генрих передает иноязычные имена (напр., такое трудное для иностранца имя, как Вячко — Vetseka) и, конечно, навеяно рассказом Татищева).

Эта, не вполне определенная, но и не отрицательная точка зрения С. М. Соловьева позднее нашла у некоторых более решительное признание и, не смотря на отсутствие каких-либо новых данных, стала повторяться уже без всякой осторожности и без оговорок. В "Русском Биографическом Словаре" ("Плавильщиков — Примо", СПб. 1905, стр. 388 и 398-400), приводятся генеалогии Всеволода ("Васильно Борисовича") и Вячка ("Вячеслава Борисовича"), явным образом основанные на некритическом принятии рассказа о Святохне. Как предки Всеволода, указаны: Борис — Рогволод — Борис — Всеслав — Брячислав — Изяслав — Владимир св. В подтверждение сделаны ссылки на выше упомянутые нами места у Карамзина и Соловьева. См. также "Новый энциклопедический словарь" Брокгауза, т. XII, стр. 274 (о Вячке) и др. Даже в новой работе N. Baumgarten. Genealogie et mariages occidentaux des Rurikides russes du Xe a XIIIe s. (Roma, 1927, стр. 34, 37 и 38) повторяется та же версия, правда не о Всеволоде и Вячке вместе, а об одном Вячке. О Всеволоде сказано: "On ne sait pas le nom de son pere", а дата смерти указана "avant 1239" (Очевидно, потому, что в акте от 19 апреля 1239 г. (Бунге, о. с., I, № 163), касающемся Герцикэ, говорится уже не о Всеволоде, а о наследниках лена). Что же касается Вячка, то он и тут обозначен, как сын Бориса, князя друцкого, потом полоцкого, от первого брака (мать неизвестна); от второго брака Бориса с "рг. Swiatochna de Pomeranie, fille de Casimir", указан сын Владимир — Войцех. Ссылки сделаны все на те же места у Татищева (III, 403-409) и на Арцыбашева (II, 301-303, прим. 1894).

В связи с этим нелишне будет напомнить об одной, очень любопытной работе половины прошлого века, сильно подрывающей доверие к рассказу Татищева и, не смотря на это, либо игнорируемой, либо забываемой авторами некоторых вышеприведенных генеалогических гипотез.

Мы имеем в виду статью Н. П. Лыжина "Два памфлета времен Анны Иоанновны" в Известиях Академии