Какой простор! Книга первая: Золотой шлях - Сергей Александрович Борзенко

Человек в кожанке обернулся, предупреждающе крикнул:

— Будьте осторожны, товарищ, по городу еще шляются анархисты, а с ними лучше не связываться.

Лифшиц плохо знал Москву. Он приезжал сюда только раз за свою жизнь. Не было у него здесь ни родственников, ни друзей, ни знакомых. И в город идти было незачем. Но это милая его сердцу столица молодого Советского государства. Необъяснимая сила толкала его вперед.

Город был безлюден. Фонари не горели. Ветер трепал на заборах обрывки афиш, крутил на Цветном бульваре охапки мокрых листьев. У кинотеатра «Бельгия», заставленного щитами с рекламой американского боевика в трех сериях «Тайны Нью-Йорка», его остановила жалкая, измученная проститутка, закутанная в белый вязаный платок. Подняв на него большие глаза, неумело предложила:

— Пойдем, красавчик, со мной… Дорого не возьму, полфунта хлеба.

Она оглянулась в темноту, где, наверно, притаился сутенер или, быть может, ее голодный ребенок.

У Лифшица мелькнула мысль: не взять ли девушку с собой на фронт? Но он тут же отказался от этой затеи: начнутся неизбежные ухаживания, ссоры, сцены ревности. Подняв воротник шинели, Лифшиц зашагал дальше.

На Лубянской площади у круглого фонтана чадил костер, у раскаленных углей грелись отрепыши-беспризорники, закутанные в чудовищные лохмотья. Из железных ворот ВЧК, пыхтя, выехала грузовая автомашина с арестованными. Один из них простуженным голосом насмешливо крикнул:

— Садись, подвезем!

— А куда вы?

— На кладбище…

— Стоит ли торопиться?

Если бы не этот краткий диалог, то можно было бы подумать, что проехали тени.

Лифшиц вышел к Большому театру. Из-за туч выглянула луна, осветила у белых колонн красноармейца, старавшегося прикрыть от холода худенькую девушку полами своей кавалерийской шинели. Красноармеец с силой притягивал ее к себе, а она, упершись руками ему в грудь и откидывая голову назад, задорно и молодо хохотала.

«Отталкивает и притягивает одновременно. Поди разбери, чего ей хочется, — с теплотой в сердце подумал Лифшиц. — Какие бы бедствия ни испытывал народ, какая бы война ни терзала страну, любовь продолжается и всегда согревает людей…»

Давным-давно он вот так же обнимал, и целовал, и звал, сам не зная куда, свою медноволосую Дебору. Где-то она сейчас. Жива ли? Вспоминает ли о нем?

Зачем иллюзии? Никогда ты больше не увидишь своей Деборы. И детей не увидишь тоже. Трудно семье комиссара, к тому же еврея-комиссара, уцелеть в такое время на Украине, занятой деникинцами. Мир пока устроен плохо, за все рано или поздно приходится платить, за революцию тоже надо платить. Одни расплачиваются своей жизнью, другие жизнью своих близких.

Потом Лифшиц поймал себя на том, что все его мрачные мысли — лишь дурное предчувствие беды, навеянное подыхающей ломовой лошадью, обездоленной проституткой, плохой погодой. Он стал убеждать себя, что и жена и дети его живы; вот окончится война, и он снова увидится с ними.

Лифшиц прошел через Красную площадь, чисто подметенную ветром, и очутился на набережной. От Москвы-реки тянуло пронизывающей сыростью.

Со стороны храма Христа Спасителя шли три человека: один, в расстегнутом пальто, впереди и два, в солдатских шинелях, чуть сзади. Эти люди поравнялись с ним. Лифшиц поднял глаза, и у него перехватило дух. Товарищ Ленин! Последний раз Лифшиц видел его 19 апреля, после окончания Академии Генерального штаба, на проводах выпускников академии, уезжающих на Восточный фронт. Тогда вместе с Лениным приехали Дзержинский и Калинин. Сейчас, при лунном свете, Лифшиц заметил, как изменился и похудел вождь, как резко проступили на его лице крутые надбровные дуги.

— Здравствуйте, Владимир Ильич! — Лифшиц вытянулся и приложил руку к козырьку.

Ленин запахнул пальто. Его спутники прошли вперед и остановились под деревом, прижавшимся к кремлевской стене.

— Здравствуйте, здравствуйте! Вы, по-видимому, издалека? — спросил Ленин. Увидев, что Лифшиц все еще держит ладонь у козырька, он добавил своим особенным, слегка картавым, приятным говором: — Я вижу, вы не сторонник военной оппозиции, отрицающей отдание чести в армии.

— Вы угадали, Владимир Ильич. Я командир дивизии Арон Лифшиц. С Восточного фронта перебазируемся на Южный. Побили Колчака, теперь примемся за Деникина.

— С Восточного фронта? Это очень интересно. Лифшиц! Слыхал о вас, Троцкий хвалил. Ну что ж, давайте знакомиться, — и Ленин пожал своей горячей рукой вспотевшую ладонь Лифшица. — Я вот допоздна работал над статьей в газету, окончил ее и решил прогуляться на свежем воздухе. Если у вас есть время, проводите меня немного и расскажите о нуждах, о настроениях красноармейцев вашей дивизии. — Ленин поднял голову, прислушался, улыбнулся.

В телеграфных проводах, словно бабочка в паутине, бился бумажный мальчишеский змей. Ленин подошел к каменным перилам, поглядел на дегтярно-черную воду, потянул раздувшимися ноздрями прохладный воздух.

— Люблю реки. У каждой свой цвет и запах. Нева пахнет разрезанным арбузом. — Ленин был без перчаток и руки держал в карманах пальто.

Лифшиц пошел рядом с ним, укорачивая шаг и стараясь идти в ногу. Узнав, что Лифшиц часто встречался с Фрунзе, Ленин заметил:

— Деникин сейчас — главная угроза революции. Михаила бы Васильевича на Южный фронт… Но, к сожалению, он в Туркестане, воюет с басмачами.

Ленин начал расспрашивать о партизанском движении в Сибири, об отряде Мамонтова. Ласково улыбаясь, сказал:

— ЦК РКП(б) принял специальное постановление: партизанским отрядам установить между собой постоянную связь. Необходимо переходить к централизованному командованию.

Владимир Ильич знал и помнил невероятное количество людей и интересовался, что делают сейчас командиры дивизий Азии, Карпов, Эйхе, Блюхер, командиры бригад Кутяков, Плясунков, Хаханьян. Некоторых из них Лифшиц знал и точно отвечал на вопросы.

— А вам не приходилось встречать деревенского кузнеца, командира двести сорок второго полка Вострецова? — Остановившись, Ленин начал раскачиваться взад-вперед на каблуках, как часто это делал на трибуне.

— Как же не приходилось! Вострецов первым вступил в Челябинск. Его наградили орденом Красного Знамени.

Все время светила луна, и Лифшиц был благодарен ей — она позволяла видеть Ленина, его полускрытую усами улыбку и прищуренные, внимательные глаза.

— Сколько в вашей дивизии пулеметов?

Лифшиц ответил.

— А коммунистов?

— Каждый восьмой в дивизии — коммунист.

Ленин достал из бокового кармана пальто блокнот, занес в него несколько цифр, названных Лифшицем.

— Это просто замечательно! У Деникина основной состав — кадровые офицеры и казаки, против них мы должны выставить отборные части… Вы направляетесь на Украину, и вам, конечно, не избежать встречи с Махно. Примените против него его собственную тактику, действуйте мелкими отрядами, так будет лучше! Вы согласны со мной?

— Спасибо за хороший совет… Владимир Ильич, разрешите вас спросить, если это, конечно, не военный секрет: почему мою дивизию придают Тринадцатой армии, а не Девятой или Десятой на Юго-Восточном участке фронта? Не лучше ли главный