Клады Отечественной войны - Александр Косарев

Для охранения того места от всякого прикосновения я предписал командиру здешнего гарнизонного батальона учредить при нём надёжный караул из Инвалидной стражи и строжайше предписать Городничему и указанному Стряпчему тщательно и неупустительно блюсти (неразборчиво) известного уже им места и в неприкосновенности к оному удостоверять меня ежемесячно. В этом случае побуждаюсь всепокорнейше просить содействия Вашего Сиятельства, дабы требуемый мною Военный Караул был устроен надёжно и исправно выполнял свою обязанность.

В заключение не лишним считаю поднести в список отзыв Дворянина Ковалевского.

Губернатор (подпись неразборчива)».

Далее следовал и сам «список», иными словами, докладная господина Ковалевского, который явно в несчастливый час и, видимо, во время дружеской пирушки проболтался о кладе своему нескромному на язык одноплеменнику Петрашкевичу.

«Список с объявлением дворянина Польского Царства Ивана Ковалевского.

На сих днях объявил я Дворянину Игнатию Петрашкевичу, что в городе Красном близ самого моста на дороге к городу Смоленску устроенному, положено с золотой монетою два бочонка, из дивизии французского генерала Габерта за границу везённого, в последних числах Октября месяца 1812 года, почему Петрашкевич с дозволения Начальства и отыскивал деньги сии; но по неимуществу его и неудобству времени, от продолжения поисков отказывается, а потому прошу покорнейше Вашего Высокоблагородия, исходатайствовать у главного Начальства позволения, чтобы поиски сего золота начатые в неудобное время Петрашкевичем, оставить до апреля месяца будущего года, и до того времени предписать Краснинской Градской и Земской полициям иметь строгий надзор, дабы никто из сторонних немочь отыскать того золота в объявленном месте, помимо меня или его Петрашкевича, и притом прошу покорнейше заверить Главное Начальство, что истину моего объявления о сокрытии сих денег, я утверждаю тем, что сам был при поклаже оных, ибо служил в то время во французской Армии при оной кассе: и не имею слухов ни в городе Красном, ни в другом каком-либо месте, что бы сей день они были уже вынуты и что все приметы мною кладенные сысканы по обликам их, я непременно надеюсь, что положенное при мне золото, и казна получит значительную часть денег сих. Подлинное подписано тако: к сему объявлению Дворянин Иван Матвеевич сын Ковалевский, а вместо его по личному прошению за неумением Российской Грамоты Губернский секретарь Федор Барадавкин руку приложил.

Подпись неразборчива».

Ага, вот теперь ситуация стала проясняться более радикально. Иван Матвеевич сын Ковалевский, оказывается, служил обычным войсковым кассиром в дивизии генерала Габерта. Скорее всего, он сам лично и руководил захоронением подведомственной ему кассы. Поэтому-то он довольно подробно помнил конкретное место, в котором были закопаны бочонки, и все последующие годы не терял надежды когда-нибудь извлечь их обратно. И такой момент, видимо, настал. Получив в 1819 году паспорт, позволяющий передвигаться по России, он, естественно, приехал в тот самый город, вблизи которого были спрятаны бочонки. Но, приехав в Красный, он немедленно столкнулся с немалыми трудностями. В те дни, когда ценности зарывались, и сам город Красный и значительная площадь прилегающих к нему земель были полностью оккупированы коалиционной армией Наполеона. И уж как минимум неприятельские колонны длительное время контролировали дорогу (Смоленск — Орша), идущую через город, а следовательно, и мосты, выстроенные на ней.

Иными словами, даже в самый лютый мороз можно было отыскать возле одного из этих мостов разогретое бивуачным костром место и под покровом ночи зарыть оба бочонка (а они были размером не больше алюминиевого хозяйственного ведра) с монетами. Почему же они были зарыты? Ведь золото, в отличие от серебра и прочих трофеев, французы берегли до последней возможности и защищали до последнего вздоха. По весьма достоверным сведениям, полученным мною ранее, действительно серьёзные потери золотой монеты и слитков начались у французов только в Белоруссии, да и то ближе к границе с Литвой.

Впрочем, достаточно веских причин для захоронения данных бочонков могло быть множество. Пали от холода или картечи лошади кассового фургона, а новых взять было негде — вот вам самая распространённая причина неизбежной потери груза в те безумные дни. Также тягловую силу могли запросто реквизировать из обозов в артиллерию или кавалерию, которые были жизненно необходимы французскому командованию для удержания города хотя бы в течение нескольких дней. Ведь нашими войсками делались самые решительные попытки устроить войскам Наполеона западню именно в данном районе. А силы коалиционной армии были слишком сильно растянуты и двигались по заснеженной русской равнине, подвергаясь непрерывным атакам казачьих частей и отрядов партизан. Кстати, какое-то количество французов именно у Красного нашему командованию удалось-таки отсечь от основных сил. Так, 3-й корпус маршала Нея был вынужден свернуть с основной трассы и выбираться из окружения обходными дорогами через Маньково, Мироедово, Нитяжи, Воришки и Гусиное.

Но продолжу рассказ о кассире Ковалевском. Приехав в город, он (наверняка памятуя о тех, с кем прятал золото), прежде всего, занялся сбором городских слухов, среди которых непременно были бы слухи о случайно найденном местными жителями сокровище. Но ни в трактире, ни на городском рынке ни о чём подобном не было и речи. Это был хороший признак, но кое-что было и плохо. Довольно скоро бывший кассир понял, что втихомолку достать захованное золотишко ему вряд ли удастся. Место, где были спрятаны бочонки, к несчастью, было открытым со всех сторон, а следы, оставшиеся от лопат кассиров и солдат охраны, давным-давно замыты вешними водами и заросли луговой травой. Значит, ему необходимо было проводить довольно масштабные земляные работы у всех на виду, причём наверняка на общегородских или сельских общественных землях, чего какому-то приезжему поляку, конечно же, никто бы делать не позволил. К тому же он не знал грамоты и, скорее всего, и по-русски разговаривал с большим трудом. Значит, чтобы достичь своей цели, ему нужно было найти в Красном или его окрестностях как минимум одного сообщника, причём желательно поляка и желательно дворянина. С простыми крестьянами Ковалевский дел иметь наверняка не хотел, опасаясь, что при виде груды золота те разберутся с ним по-простому, с помощью лопаты или дубинки.

Такого сообщника судьба как раз и послала нашему кладоискателю в начале ноября 1819 года. Каким ветром занесло жителя соседнего уезда Игнатия Петрашкевича в город Красный, сказать доподлинно не могу, но ясно, что лучшего напарника Ковалевскому было не найти. И поляк, и дворянин, и к тому же живёт неподалёку и знает все местные правила и порядки. Войдя в доверие и хорошо угостив земляка в трактире, бывший кассир завёл с ним разговор о тайной цели своего нахождения в городе. Но едва Игнатий услышал, на что, собственно, намекает и что просит сделать его новый знакомец, то если и был пьян, то мигом протрезвел. Он тут же сообразил, что если он сейчас поддастся соблазну втихомолку организовать несанкционированные властями раскопки, то они оба рискуют запросто лишиться не только мифических монет, но и вообще всего своего имущества, а жизнь окончить где-нибудь на нерчинской каторге. Времена при царском режиме были суровые, кругом и во всём царили жёсткий порядок и нерушимая субординация. Предпринимать же столь рискованное дело, не испросив заранее разрешения как минимум у смоленского губернатора, было смерти подобно, и поэтому он на следующий же день настрочил на Ковалевского приличествующий такому случаю... донос в полицию.