Византиец. Смоленское направление - Алексей Борисов

Ермоген перехватил Евстафия возле городских стен, на рассвете, как раз в то время, когда приказчик давал распоряжение возничим, куда везти сено.

- Бог в помощь, Евстафий. - Приветствовал иерей новгородца.

- Спасибо, батюшка. Не откажите сотрапезничать. - Приказчик подошёл к Ермогену и поцеловал протянутый ему крест.

- Некогда дары Божьи вкушать, да и пост сегодня. К Алексию мне надо срочно, а Яков, как назло пропал. - Священник перекрестил обоз с сеном вместе с возничим, которого когда-то сам крестил.

- Яков сейчас на постоялом дворе, возле Молоховских ворот ошивается. Он всё равно ко мне заглянуть должен, так что, не откажите, уважьте своим присутствием.

Евстафий хитровато прищурился и естественно получил согласие иерея. Завтрак подходил к концу, когда рыбак постучался в лавку Пахома Ильича. Выслушав наказ Евстафия, Яков укрыл священника чистой овчиной, выпросил у приказчика пару фунтов овса, потряс мешочком с зерном перед головами лошадей и укатил в крепость. Нельзя сказать, что езда была на пределе возможностей, по укатанному пути, десять вёрст в час, не более. Тем не менее, по приезду, уставший возничий уснул прямо в санях, а на лошадей было жалко смотреть. А всё из-за сломанного отвода на санях. По льду реки, где снежный покров не имел солидной толщины, отвод не играл значительной роли. Но стоило выехать на дорогу, как сани грудили перед собой снег. Вот и получилась простая по всем статьям поездка - изнурительным путешествием. Пока Ермогена отогревали в бане, я копался в доставленной мне посылке.

В корзинке под связкой шкурок лежал диктофон, запись на котором была весьма любопытна. В ней упоминалось о булгарских купцах с сомнительной репутацией. Ширабе и Байяне, причём второй в последнее время проявлял не связанную с торговлей бурную деятельность. Частое посещение городских стен, мест сбора стражи и покойного настоятеля церкви Михаила Архангела, как-то не увязывалось с прямой деятельностью купца и вероисповеданьем. Последний раз его видели незадолго перед боем у ворот, где тот орал о степняках, явно проверяя реакцию окружающих. Всё это наводило на размышления, которые стоило тщательно проанализировать, только в другой обстановке. Не потому, что звук молота из кузницы, со своим бам-бам доносился до кабинета и не давал сосредоточиться. Причиной был гость, на которого я имел определённые планы и они были чуть ли не приоритетными на данный момент.

Официальный визит иерея сводился к следующему: - Ермоген должен был забрать позолоченную кацею (древний вид кадила в виде ковша с длинной рукояткой; они существовали на востоке до Х-ХI вв. и на Руси до XVII в., когда появились кадила на цепочках), находившуюся в часовне крепости и провести молебен по усопшему епископу Дионисию. Когда формальности были соблюдены, открылась неофициальная часть. Мы уже с час вели беседу в кабинете. Разговор затрагивал многие аспекты, как в политике, так и в экономике. Глобальные темы не обсуждали, но каждый раз всё сводилось к мысли, что в период потрясений, нет ничего лучше постоянства с его извечными ценностями. И когда общие фразы, пусть правильные и нужные стали скучны до безобразия, Ермоген высказался предельно откровенно, по какому поводу он отмахал шестьдесят вёрст. Заключался он в том, что епархия интересовалась именем будущего епископа. Смоленским священникам было известно, что покойный имел тесные связи с Византийской Никеей. И не секрет, что были выстроены налаженные взаимоотношения. Вплоть до того, что с завидным постоянством приход получал от греков не только церковную утварь, благовонья и книги с иконами, чего были лишены остальные, но и информацию. Причём только свежие новости, что наводило на мысль о постоянной переписке с высшими чинами церкви. Теперь весь этот механизм с убылью одного из действующих лиц по идее должен был быть нарушен, и все взоры оказались устремлены в сторону церкви Михаила Архангела. Будет ли продолжаться оказываться поддержка? Если со временем изменений не произойдёт, то всё будет хорошо и волноваться, придётся кандидатам из других храмов. В противном случае, наступит равновесие, и кто наденет архиерейскую мантию из достойных лиц не известно. Своим приемником Дионисий видел Ермогена, о чём неоднократно упоминал, но в пределах своего круга. Будет ли достаточно слова бывшего епископа, вопрос. Я рассказал, что собираюсь в этом году попасть домой и использовать всё своё влияние для сохранения сложившейся ситуации. Однако всё может поменяться в одночасье, а посему действовать, нужно не медля.

- Отче, я приложу все свои силы к тому, что бы увидеть Вас в сане епископа. Разве не чудо, что простые горожане, после Вашего Благословления одолели неприятеля, который почти пробрался через ворота Смоленска. Думаю, что будет ещё одно чудо, и тогда новый Смоленский епископ, например Фома, понесёт крест Православной веры.

Ермоген выслушал меня и покачал головой.

- Чудеса Алексий, происходят по Божьей милости, всё, что мы видим вокруг себя - уже чудо, но если миряне прикладывают к этому все свои усилия, то деяния Господа, становятся более заметны.

На следующий день по приезде Якова в Смоленск, сани с сеном и продовольствием зачастили в сторону Долгомостья. До лагеря они, конечно же, не доезжали. Выехав из одних ворот, санный поезд шёл в обход города, где в ближайшем лесочке возничие менялись, кое-какие мешки перекладывали, выставляя яркие заплатки напоказ, и шли обратно по кругу. Не мудрено, что движение такого количества транспорта не осталось не замеченным в городе. Судачили об этом немного, но кое-какие крохи информации просачивались, а именно о невообразимом количестве продовольствия, которому счёта нет. Для горожан, недавно переживших голод, и сто мешков с мукой не поддавались исчислению. Тем не менее, некоторые факты отсутствия счёта можно было получить, не отходя от Молоховских ворот. С каких-то саней, двадцатых или тридцатых прошедших с утра, ловкий возничий продал малую бочку с вином хозяину харчевни, а других мешок с сушёным горохом и всё это на глазах одного булгарского купца. За Байяном внимательно следила Степанида и помощник псковского приказчика Филимон. Купец несколько раз поинтересовался, куда следует груз, кто хозяин саней и, в конце концов, предложил своё участие в бизнесе Евстафию, который случайно оказался в заведении общепита. Там как раз и подавали скупленное из обоза вино.

- То князь распорядился весь запас продовольствия из города вывезти, - Евстафий с видом просточка раскрыл 'военную тайну' попивая красное вино из дешёвого 'лисьего винограда', любезно предоставленного булгарином, - пожара опасается, неурожай ведь был.

- А охрана где? - Байян чуть ли не возмутился, замечая, что продовольствие не охраняется.

У Евстафия стал заплетаться язык, и началась икота, точно как когда-то в Бирке, при рассказе о караване с медью.

- Так сотня, ик... наёмная на что? Она и будет, ик... охранять в Долгомостье. Терпеть не могу эту 'Изабеллу', ик... Как ты её пьёшь?

- Жаль, что нельзя сани мои пристроить. Повезло тебе купец.

Байян посидел ещё минуту в харчевне и незаметно удалился от начинавшего засыпать собеседника. Другого такого случая реабилитироваться перед Ширабом, могло и не случиться. Через час из Смоленска вылетел последний из корзины голубь, неся короткое послание на шёлке связному в Ельню с приложенным к нему рисунком. И уже по прошествии нескольких дней Шираб потрясая бронзовой пластинкой, рассказывал командиру фуражиров, что глупые урусуты свезли всё продовольствие в одно место. Шпион понимал, что сброд кочевников не сможет даже близко подойти к городу, а вот расправиться с сотней наемников, фуражирам было вполне под силу. Командовал ими некий Бат-Тугал, известный тем, что был сводным братом старшей жены Бату. В детстве его называли телёнком, потому что много болел и никогда не имел собственного мнения. С возрастом стали добавлять слово крепкий, так как был очень исполнителен, да и не столь обидно. Зная и используя все слабости Бат-Тугала, Шираб фактически возглавил отряд, подсказывая нужные себе ответы.