Четыре сезона - Стивен Кинг

Ничего не произошло в последующие недели. Когда я мысленновозвращался к необычному предложению Уотерхауза – воистину необычное, ибо оноисходило от человека, с которым я встречался не чаще двенадцати раз в году икоторого я видел в обществе от силы на трех приемах или вечеринках, включаябанкет фирмы в октябре, – мне начинало казаться, что я неправильно истолковалвыражение его глаз, и что он действительно пригласил меня случайно и забыл обэтом. Или даже сожалел, что так поступил. Но вскоре он зашел ко мне как-то ужепод вечер. Хотя ему было уже за семьдесят, он все еще выглядел атлетически. Онспросил: «Если вы по-прежнему не прочь выпить что-нибудь в клубе, не хотите липрийти сегодня?»

«Хорошо… Я…»

«Прекрасно. – Он вложил мне в руку листок бумаги. – Здесьадрес».

Он ждал меня у входа в клуб в тот вечер, и Стивенс открылнам дверь. Вино было превосходно, как и обещал Уотерхауз. Он не сделал нималейшей попытки представить меня присутствующим – сначала я счел этопроявлением снобизма, но потом отбросил эту мысль. Но двое или трое самипредставились мне. Одним из них оказался Эмлин Маккэррон, тогда ему было подсемьдесят. Он протянул руку, и мы обменялись коротким рукопожатием. Его кожабыла сухой и жесткой, почти как у черепахи. Он спросил меня, играю ли я вбридж. Я ответил, что не играю. «Дьявольски хорошая штука, – сказал он. -Этапроклятая игра сделала больше, чтобы убить интеллектуальную беседу после ужина,чем что-либо другое в этом веке». С этими словами он удалился в полумракбиблиотеки, где полки с книгами, казалось, уходили в бесконечность.

Я поискал глазами Уотерхауза, но он исчез. Чувствуя себянемного не в своей тарелке, я подошел к камину. Как я, по-моему, уже упоминал,он был огромных размеров, особенно для Нью-Йорка, где квартиросъемщики вродеменя с трудом могли себе представить подобную роскошь, служащую для чего-тобольшего, чем приготовление воздушной кукурузы и поджаривание хлеба. Камин в249Б на 35 Ист-Стрит был достаточно большим, чтобы зажарить в нем быка. Вместокаминной доски его обрамляла каменная арка. Ее центральный камень немноговыступал, он находился как раз на уровне моих глаз, и даже при таком слабомсвете я без труда смог прочитать вырезанную на нем надпись: ЭТО САМ РАССКАЗ, АНЕ ТОТ, КТО ЕГО РАССКАЗЫВАЕТ.

«Вот вы где, Дэвид, – сказал Уотерхауз за моим плечом, и явздрогнул. Он вовсе не бросил меня, а только отлучится ненадолго куда-то, чтобыпринести напитки. – Вы предпочитаете скотч с содовой, не так ли?»

«Да. Спасибо, мистер Уотерхауз».

«Джордж, – сказал он. – Здесь просто Джордж».

«Хорошо, Джордж, – произнес я, хотя мне показалось немногобезумным называть его по имени. – Откуда все…»

«На здоровье», – сказал он.

Мы выпили.

«Стивенс держит бар. Он делает превосходные напитки. Онлюбит говорить, что это не бог весть какое, но очень полезное умение».

Виски притупило мое чувство растерянности и неловкости (нотолько притупило, а не развеяло полностью – я провел полчаса, рассматривая мойгардероб и раздумывая, что же надеть. В итоге я выбрал темно-коричневые широкиебрюки и грубый твидовый пиджак, надеясь, что мне не придется быть в окружениилюдей в смокингах или в джинсах и спортивных рубашках. И, похоже, я не очень-тоошибся в выборе). В новой обстановке всегда очень остро ощущаешь все, чтопроисходит вокруг, пусть даже самые незначительные события. И в тот момент,держа виски и сэндвич в руках, я очень хотел быть уверенным, что ничего неускользнуло от моего внимания.

«Здесь имеется книга для гостей, где я должен расписаться? –спросил я. – Что-то вроде этого?»

Он выглядел удивленным. «У нас нет ничего подобного, –сказал он. -По крайней мере, я так полагаю». Он обвел взглядом затемненнуютихую комнату. Иохансен зашуршал своим Уол Стрит Джорнал. Я увидел как Стивенспроскользнул в дверь на другом конце комнаты, словно привидение в своем беломпиджаке. Джордж поставил свой виски на край стола и подбросил полено в огонь.Искры взвились вверх по черной каминной трубе.

«Что это означает? – спросил я, указывая на надпись накамине. – У вас есть какие-нибудь соображения?» Уотерхауз внимательно прочелее, будто видел впервые. СЕКРЕТ В РАССКАЗЕ, А НЕ В РАССКАЗЧИКЕ.

«Думаю, у меня есть одна идея, – сказал он. – У вас тожеможет быть появится, если вы приедете снова. Да, я бы сказал, что у вас можетпоявится идея или две. В свое время. Желаю приятно провести время, Дэвид». Онудалился. Хотя это может показаться странным, но, предоставленный самому себе всовершенно незнакомой обстановке, я действительно приятно проводил время. Дляначала, я всегда любил книги, а здесь было много интересных книг. Я медленнопроходил вдоль полок, рассматривая корешки книг, насколько это было возможнопри таком слабом освещении, вытаскивал то одну, то другую, а потом остановилсяу узкого окна, над перекрестком на Второй Авеню. Я стоял и смотрел черезпокрытое инеем стекло на огни светофора у перекрестка, переливающиеся открасного к зеленому, янтарному и снова к красному, и постепенно почувствовал,как необычное чувство покоя постепенно наполняет меня. О, да, я знаю, что выскажете: какой глубокий смысл – глазеть на огни светофора и ощущать чувствопокоя.

Вы правы, в этом нет никакого смысла. Но это чувстводействительно было. Оно заставило меня подумать впервые за многие годы о зимнихвечерах в Висконсине, на ферме, где я вырос. Я вспомнил, как я лежал наверху, внедостроенной комнате, дивясь контрасту между свистящим январским ветром снаружи,гнавшим сухой, как песок, снег вдоль ограды, и теплотой моего тела, укрытогодвумя стеганными одеялами.

На полках стояли книги по юридическому праву с довольностранными названиями. Я запомнил одно из них: «Двадцать случаев расчленения иих последствия в свете английского закона». Другой книгой, привлекшей моевнимание, была «Случаи с домашними животными». Я открыл ее – это было учебноепособие по юридической практике (на этот раз речь шла об американском законе) вотношении специфических случаев с животными – от кошек, унаследовавших большуюсумму денег, до оцелота, который порвал цепь и сильно ранил почтальона.

Я увидел также собрания Диккенса, Дефо и Троллопа иодиннадцать романов автора по имени Эдвард Грей Севиль. Их обложка былаобтянута красивой зеленой кожей, а издательская фирма называлась «Стэдхем иСын» -надпись была вытеснена золотыми буквами. Я никогда не слышал о Севиле иего издателях. Первый роман «Это были наши братья» был издан в 1911 году.Последний, «Нарушитель», в 1935.

Двумя полками ниже находился большой фолиант с инструкциямидля любителей всякого рода конструкторов. Рядом стояла не меньших размеровкнига со сценами из знаменитых фильмов. Каждая картинка занимала целуюстраницу, на противоположной стороне которой можно было прочитать написанноебелым стихом стихотворения, посвященные этим сценам. Не очень-то удачная идея,но авторы этих стихов были неординарны: Роберт Фрост, Мариан Мур, Уильям КарлосУильямс, Уоллас Стивенс, Луис Зуковски, Эрика Йонг. В середине книги я нашел стихотворениеАлджернона Уильямса рядом со знаменитой фотографией Мерилин Монро, где онастоит на решетке метрополитена, стараясь опустить вздувшуюся вверх юбку.Стихотворение называлось «Колокольный звон» и начиналось так: форма ее юбки,как мы сказали, напоминает колокол. ее же ноги – его язык…