Четыре сезона - Стивен Кинг

И тем не менее, дела его шли в гору. Я тоже не блистал: поуспеваемости в классе был седьмым, а Крыс поднялся до девятнадцатого места, нонас обоих приняли в университет штата Мэн, только я получил место в кампусеОроно, а Крис – в Портленде. Представляете, он пошел на юридический, туда, гдевообще сплошная латынь! Ни я, ни он практически не общались с девочками, неназначали свиданий. Очевидно, большинство наших знакомых, включая и Тедди сВерном, считали нас гомиками, однако наши с Крисом отношения были, по-моему,гораздо ближе. Нас тянуло друг к другу, словно магнитом. Что касается Криса,причину этого, по-моему, объяснять не надо, со мною же все было несколькосложнее. Его жгучее желание вырваться из Касл-Рока, из болота, что егозатягивало, стало для меня частицей моего собственного «я», причем лучшейчастицей. Я просто-напросто не мог оставить Криса в этом болоте, иначе вместе сним в нем бы погибла вот эта самая, лучшая часть моего естества.

Шел к концу 1971 год. Крис вышел из общежития перекусить вгриль-баре. В очереди, прямо перед ним, стояли двое, между ними вспыхнула ссорапо поводу того, который из них первый. Один из них вытащил нож. Крис, этотвечный миротворец, стал их разнимать и получил удар в горло. Умер онпрактически моментально. Позднее выяснилось, что его убийца имел четыресудимости и лишь за неделю до того был освобожден из тюрьмы по истечении сроказаключения.

Я прочел об этом в газетах. Крис к тому времени только чтопоступил в аспирантуру, я же преподавал английский в средней школе, был уже втечение полутора лет женат, супруга вскоре должна была родить, и я тоже пыталсяродить свою первую книгу. Когда мне на глаза попался заголовок «Аспирант убиткинжалом в ресторане Портленда», я сказал жене, что сбегаю ей за молочнымкоктейлем, а сам сел в машину, выехал на окраину города, припарковался ипроплакал навзрыд, наверное, с полчаса. Я очень люблю свою жену, но рыдать приней, конечно, было невозможно. Уж слишком это дело интимное…

Теперь, наверное, нужно сказать немного о себе.

Как вы уже знаете, я стал писателем. Многие критики считают,что все мои писания – дерьмо, и иногда мне кажется, что они правы, однако мневсе же доставляет удовольствие вписывать «свободный литератор» в графу «родзанятий» многочисленных анкет, который приходится заполнять, скажем, приполучении кредита в банке или в конторе медицинского страхования.

Как это началось? Вполне обычная история: моя первая книганеплохо разошлась, по ней сняли фильм, который неожиданно стал суперхитом, ктому же получил неплохие отзывы критики. Тогда мне было только двадцать шесть.Затем последовала вторая книга и фильм по ней, потом третья и еще один фильм.Маразм, короче… В то же время жена вполне довольна моими успехами, у нас свойдом и трое детишек, все они – отличные ребята, в общем, я могу считать, чтожизнь удалась и что, пожалуй, у меня есть все для счастья.

С другой стороны, как мне уже приходилось отмечать,писательский труд перестал мне приносить прежнюю радость. Эти бесконечныйзвонки, визиты… Иногда у меня жутко болит голова, и тогда приходится запиратьсяв темной комнате, ложиться ничком и ждать, пока боль стихнет. Врачи утверждают,что это не классическая мигрень, а результат постоянного стресса, и уговариваютменя сменить образ жизни, работать менее напряженно, и все такое прочее. Какаяглупость… Как будто это от меня зависит. Впрочем, время от времени я сам засебя беспокоюсь, но, что гораздо хуже, начинаю сомневаться, а нужно ликому-нибудь то, что я делаю.

Забавно, но я не так давно вновь повстречался с «Тузом»Меррилом. Вот ведь как вышло: друзья мои мертвы, а «Туз» жив-здоров. Я видел,как он отъезжал с фабричной стоянки по окончании трехчасовой смены, когда впоследний раз мы с ребятами навещали дедушку, то есть моего старика.

У него и сейчас был «форд», только не 1952-го, а 1977 года,с наклейкой «Рейган/Буш-1980» на заднем бампере. Он сильно располнел и полысел,его некогда красивое, с тонкими чертами лицо превратилось в упитанную харю. Онравнодушно скользнул по мне взглядом, не узнавая в тридцатидвухлетнем мужчинемальчишку, которому когда-то сломал нос.

Я решил понаблюдать за ним. «Форд» подкатил к замусореннойстоянке рядом с «Похмельным тигром», Меррил вылез из машины и, подтягивая находу брюки, заковылял к бару. Дальнейшее я мог вполне себе представить: вот оноткрывает дверь и под приветственные крики остальных завсегдатаев, усаживаетсяна табурет, который протирает ежедневно, кроме воскресений, по меньшей меречаса по три кряду с тех пор, как ему исполнился двадцать один год, вот залпомвыпивает первую кружку…

«Так вот ты каким стал, „Туз“, – подумал я, трогаясь сместа.

Слева, за фабрикой, виднелась Касл-ривер, не такая широкая,как тогда, но и не такая грязная. Железнодорожного моста уже не было, а рекаосталась. Как и я сам.

Возможно, в этот снежный и ветреный вечер 23 декабря 197… годая оделся чуть быстрее, чем обычно. Я подозреваю также, что и другие члены клубасделали то же самое. В ненастные вечера в Нью-Йорке очень трудно поймать такси,и я заказал машину по телефону. Я сделал заказ в пять тридцать на восемь часов,и моя жена удивленно подняла брови, но ничего не сказала. Без четверти восемь яуже стоял под козырьком подъезда нашего дома на 58 Ист-Стрит, где мы жили сЭллен с 1946 года. В пять минут десятого такси еще не было, и я поймал себя натом, что в нетерпении мечусь вверх-вниз по ступенькам.

Машина приехала в десять минут девятого. Я влез в такси,довольный, что наконец укрылся от ветра, но в то же время злясь на водителя,как, по-видимому, он того заслуживал. Этот ветер, пришедший вчера вместе сфронтом холодного воздуха из Канады, свистел и завывал вокруг машины, заглушаяшум водительского радио и раскачивал антенну. Большинство магазинов было ещеоткрыто, однако на тротуарах почти не было видно запоздалых покупателей. Те же,кто решился выбраться из дома, выглядели как-то неуютно или даже болезненно.

Весь день непогодилось, и теперь снова повалил снег –сначала тонкой занавесой, а затем плотными вихревыми потоками, кружившимисявпереди нас. Возвратясь домой сегодня, я наверняка буду вспоминать об этомсочетании снега, такси и Нью-Йорка с еще большим чувством дискомфорта. Впрочем,никто не знает заранее, что будет потом.

На углу Второй и Сороковой улицы большой рождественскийколокольчик из фольги пролетел над перекрестком словно привидение.

«Жуткий вечер, – сказал водитель. – Завтра в морге окажетсяеще пара десятков трупов. Алкашей да несколько грязных шлюх».

«Вполне возможно».

Таксист задумался. «Ну что ж, это даже к лучшему, – сказалон наконец. – Меньше расходов на пособия, разве нет?»