Черный беркут - Михаил Нестеров

Уже близко. Всего несколько сотен метров.

«Явись передо мной...»

На ходу Зенин изготовил автомат. Ловчак повторил его движения.

Уже не сотни, а десятки метров отделяли их от места боя. Бойцы увидели, как лунный свет прорезали светящиеся дорожки трассирующих пуль.

* * *

Ремез вставлял на место последний подствольный магазин, заряженный трассерами. Помедлив секунду, взялся за рукоятку пистолета с маркировкой «Made in Czech Republic», как на пианино Анны. Он вдруг вспомнил, как почти признался ей в любви: «Я очень люблю эту птицу». — «А она красивая?» — «Да, очень».

Нет, этих слов он не сказал Анне. Как всегда, сморозил какую-то глупость. А дальше... целая вечность из двух недель. Норвежские свитера с белым медведем, сумрак складских помещений универсама, горячие губы Анны. Он целовал ее, забыв обо всем на свете.

«Не надо, Леша...»

Он всегда вспоминал Анну такой: она смотрит на него, ее губы шепчут: «Прошу тебя, Леша...»

Больше он ее никогда не видел.

Алексей вогнал в рукоятку пистолета новый магазин, несколько раз выстрелил наугад и затаился.

Справа от него, сдерживая натиск боевиков, отстреливались Кавлис и Орешин. Вот уже несколько минут Алексей не слышит автоматов Славы Михайлина и Касарина. Гриша, может быть, жив, а вот Славка... Если у него кончились патроны, он бы вел огонь из пистолета. Значит... Слава тоже убит.

Боевики, заслышав пистолетные выстрелы, уже не таясь, лишь слегка пригибаясь, двинулись к Ремезу.

— А вот тут вы не угадали. — Алексей вскинул автомат, и девятимиллиметровые трассирующие пули вспороли несколько тел.

Атака захлебнулась, боевики снова залегли. Они были в десятке метров от Алексея. Он прикинул: их осталось не больше пятнадцати.

Ремез перевернулся на спину, несколько секунд смотрел в звездное небо; дыхание частое, тяжелое, глаза влажные. Потом снова принял положение для стрельбы лежа. Внезапно насторожился. Чуткое ухо отметило: «бизон» из четырех точек. Причем два автомата стрекотали без передышки.

Алексей улыбнулся: вот и подмога пришла. «Ах, молодец! Да я тебя расцелую, Мишель! Дай только выбраться. На Катунь тебя свожу: обещал — сделаю».

Ремез снова поднял пистолет. Стреляя, он воодушевленно, но нервно бросал в ночь слова:

— "Коля, жми, а я накрою. Ваня, бей, а я прикрою". Нет, сволочи, я вас не пущу.

Вдруг слева от себя Алексей уловил движение. Выбросив руку с пистолетом, выстрелил.

И тут же почувствовал острую боль в шее. Машинально схватился рукой за простреленное горло. Несколько пуль впились ему в руку, в лицо. Ремез закричал — страшно, пронзительно. Его предсмертный крик услышали товарищи. А горячие пули, словно осы, продолжали жалить его. Последней мыслью, которая коснулась его угасающего сознания, была: «Не успели...»

Он не слышал мерного звука приближающихся вертолетов. Мертвые глаза Алексея смотрели в чужое небо.

«Хеликс» прошел над местом боя на высоте двух метров. Сделав заход, он повис над землей, далеко освещая впереди себя пространство. Вертолет прикрытия завис чуть в стороне, поводя грозной мордой. Спрыгивая на песок, «беркуты» сразу включились в работу.

Но им мало что осталось. Спустя три минуты с бандой Безари Расмона было покончено.

Из девяти бойцов отряда Кавлиса в живых остались только четверо: он, Зенин, Костя Печинин и Женя Ловчак. Саша Гвоздев умер за пять минут до прибытия помощи, так и не дождавшись товарищей.

Обессиленный Орешин смотрел в землю и плакал. Пять лучших бойцов отдали за него свои жизни. Лучшие из лучших...

Аносов накинул на голые плечи командира куртку, но тот даже не поднял глаз.

Рядом с ним сидел Зенин. На его развороченное пулями плечо накладывали повязку. Ловчак тоже получил ранение в ногу. Они с Зениным в открытую появились перед боевиками Безари, отвлекая внимание на себя.

На северо-западе показалась вторая пара вертолетов.

Кавлис бросил на них короткий взгляд и перевел его на Зенина.

— С Костей все в порядке?

Михаил мотнул головой направо. Костя стоял рядом с Аносовым.

— Вижу... — Кавлис помолчал. Из «разгрузки» Гвоздева он вынул три шнека и вложил в карманы своего жилета. — Олег, начинайте загрузку. Оружие тоже соберите.

Кавлис подошел к телу Ремеза и долго стоял над ним. Потом присел и ладонью закрыл его глаза; как молитва, в памяти всплыло стихотворение Алексея:

Запоздалая тень от сомкнутых ресниц

Повторила простое движенье.

Я из стаи людей ухожу в стаю птиц,

Наплевав на закон притяженья.

Сердце в клетке осталось,

А дух — в облака, ближе к силам, меня породившим.

Мне глаза закрывает родная рука,

Отпуская на встречу с Всевышним.

Я в дорогу с собой не возьму ничего -

Только память о людях, мне близких;

Груз тяжелый, поверьте, лететь нелегко,

И теряю я «ныне и присно».

И не сдам я в «привратной» багаж свой,

Утаю там, где сердце стучало,

Отпрошусь на три дня, чтоб вернуться домой

И себя проводить до причала.

Я в конвейер эпох просочусь, как вода,

И по сломанной временем ленте

Шаг за шагом пойду из себя в никуда,

Обходя коридоры столетий...

Я сто раз к вам приду, стукну птицей в окно,

Тонко пискну котенком у двери;

Не гоните его, дайте хлеб с молоком,

Пусть он с вами уснет на постели.

Эпитафия.

На бойца спецназа Алексея Ремеза. На Сашу Сапрыкина, Сашу Гвоздева, Славу Михайлина, Гришу Касарина.

Кавлис разжал пальцы Алексея, освободив пистолет.

К ним подошли остальные бойцы, плотным кольцом встав у тела погибшего товарища. И — тишина. Ни звука. Даже шум работающих двигателей вертолетов перестал существовать для спецназовцев.

Николай положил руку на плечо Гулевича:

— Несите его, Сергей. Все.

Майор отошел от них, на ходу поздоровался с Яруллиным. Рассеянно выслушал Аносова.

Игорь Орешин не изменил позы. Кавлис присел возле командира.