Дочь палача и дьявол из Бамберга - Оливер Петч

Там, наверху, что-то зарычало, громко и протяжно. То был жуткий хрип, низкий рык, словно сам Цербер пробудился после долгого сна.

Господи, зверь! Он там! Пытается добраться до меня!

Адельхайд затаила дыхание. Тот шорох, что вначале звучал так многообещающе, внезапно стал самым жутким из всех звуков.

Тут Адельхайд заметила, как что-то переменилось в непроглядной тьме. Она не сразу сообразила, что на нее тонкой полосой падает лунный свет. Женщина прищурилась и заметила, что бледное сияние исходило из того самого угла, откуда доносился шорох. Свет пробивался сквозь щель в стене! Вероятно, прежде там находилось окно, которое после засыпали землей и щебнем.

И теперь кто-то или что-то раскапывало это окно.

Снова послышался ужасающий рык.

Адельхайд вздрогнула. Если это зверь, то он очень-очень крупный.

И этот зверь пытался добраться до нее…

Зверь! Господь милостивый, спаси и сохрани! Святой Георгий, защити меня!

Адельхайд уже и не знала, какая из пыток была для нее страшнее.

Позабыв о всякой предосторожности, Георг мчался по темным улицам Бамберга. В голове у него вертелась мысль до того ужасная, что поначалу он не желал ее принимать.

Ты все накручиваешь. Успокойся! Попробуй думать, как Барбара или Магдалена…

Но чем больше Георг думал, тем страшнее ему становилось. Уже сама возможность того, что его предположение окажется верным, заставляла бежать быстрее. Наверное, стоило сначала посоветоваться с отцом, но на это уже не было времени. Тем более кто сказал, что он действительно окажется прав? Вполне возможно, что он все надумал и осрамится перед отцом и остальными. Так что лучше самому во всем убедиться. По крайней мере, страх хоть немного его отрезвил.

Задыхаясь, Георг пробежал пустой рыбный рынок и направился к Банкетному дому. Внешние ворота были еще открыты. В обычное время здесь патрулировали два стражника, но этой ночью у них, похоже, были дела поважнее – вероятно, они где-то выслеживали оборотня. Георгу хотелось разузнать обо всем подробнее, но сначала следовало убедиться, что дети в безопасности.

Он вошел в темный двор и повернул направо, где находилась дверь в комнату Иеремии. Затаив дыхание, юноша прислушался, но ничего не услышал. Ни голосов, ни детских криков. В конце концов он осторожно постучал.

– Кто там еще? – раздался через некоторое время голос Иеремии. Георг заметил, что звучал он тревожно и напряженно.

– Это я, Георг, – прошептал он. – Я… простите, что так задержался.

Засов сдвинулся в сторону, и за дверью показалось изборожденное шрамами лицо Иеремии. Он широко ухмыльнулся.

– А, только ты, – сказал калека с облегчением. – Я уж думал, с тобою что-нибудь стряслось. В городе что-то творится, стражники жуткие вещи рассказывают. – Он подмигнул: – Но, судя по твоему виду, ты просто выпил лишнего. Первая пьянка, поди? Да, это тоже может в настоящий кошмар обратиться. – Он полностью открыл дверь. – Проходи, помогу тебе прийти в себя.

Георг вошел в комнату и огляделся. На столе горела всего одна свечка, рядом стояла шахматная доска с фигурами. На сквозняке от распахнутой двери покачнулась клетка со спящими птицами. На кровати дремала облезлая кошка. Детей нигде не было.

– А где мальчишки? – с тревогой спросил Георг.

Иеремия кивнул на небольшую дверцу слева от полок.

– Я уложил их в трактире возле печи. Там хорошо и тепло, а после того как стражники всех разогнали, еще и тихо. Мой верный Бифф их стережет, так что можешь не беспокоиться. – Он показал на соломенный матрас. – Лучше тебе и детям переночевать у меня. Сам, наверное, слышал, что на улицах творится.

Георг рассеянно кивнул. Он сел на скамью возле стола, а Иеремия между тем стал возиться возле небольшой печи в углу. Наконец старый управляющий вернулся к столу и поставил перед Георгом кружку, над которой поднимался пар.

– Вот, выпей, – велел он. – Это горячее пиво с медом и крепкими приправами. Лучшее средство против последствий после треклятой выпивки.

– Спасибо.

Георг с благодарностью сделал первый глоток. На вкус напиток был сладким и в то же время отдавал горечью. В голове действительно немного прояснилось.

– Играете в шахматы? – спросил Георг через некоторое время и кивнул на доску на столе. – Но с кем?

Иеремия рассмеялся.

– Уж точно не с Петером, хотя мальчонка и вправду смышленый. Нет, я играю сам с собой. – Он подмигнул Георгу: – Поверь, у меня нет противника более безжалостного.

Георг улыбнулся. Потом взгляд его скользнул по книгам на полках и оттуда к сундуку на полу, с содержимым которого дети еще вечером играли с таким воодушевлением.

«Я был прав! – подумал он с волнением. – По крайней мере, в том, что касается книг, память меня не обманула. Что же до остального… Посмотрим».

– Поистине внушительная библиотека, – начал Георг неуверенно. – Я только теперь обратил внимание. У моего отца почти все книги такие же.

– В самом деле? – Иеремия вскинул брови. – Ну, по медицине не так уж много хороших работ. Ты должен знать…

– Травник Лоницера, например, – перебил его Георг и показал на тонкую потрепанную книжку, название которой все же угадывалось на корешке. – У дяди Бартоломея, кстати, тоже такая есть. Палачи постоянно обращаются к этой книге. В ней содержится куча рецептов, чтобы быстро и безболезненно отправить на тот свет бедных грешников. Во всяком случае, дядя так мне рассказывал… – Георг запнулся, но продолжил: – В ней же есть средства, чтобы утихомирить приговоренных, если они извиваются и вопят от страха.

Иеремия посмотрел на него очень внимательно.

– Вот как, – сказал он с удивлением. – И какие же, например?

– Ну, отец как раз недавно рассказывал мне про одно средство, – ответил Георг.

Голос у него слегка дрожал, голова была тяжелая, но он старался не спускать глаз с собеседника.

– Про губки, пропитанные снотворным. Их используют и во время операций, чтобы успокоить больного. Отец считает, что этот оборотень сначала усыплял ими своих жертв, чтобы легче было утащить их и потом прикончить. Вы знаете про такое снотворное?

– Оборотень усыпляет каких-то шлюх и потом вскрывает им грудную клетку? Так он и считает? Интересная мысль. Твой отец, должно быть, не обделен воображением.

Иеремия загоготал. При этом шрамы на его лице, казалось, зажили собственной жизнью. Потом он пожал плечами:

– Что касается твоего вопроса, может, я и слышал про эти губки. Но подробностей, к сожалению, не знаю.