Лаки - Джеки Коллинз

Французы-носильщики обменялись взглядами. Они не поняли, что она сказала, но она была либо англичанкой, либо американкой, а ко всем англоговорящим туристам следовало относиться свысока и настолько презрительно, насколько возможно в такой жаркий и ветреный день. По неслучайной случайности один из ее двенадцати шикарных разнокалиберных чемоданов свалился с тележки, на которой их везли к ожидающей машине.

– Гораций! – завопила Франческа. – Как ты смеешь допускать такое!

Гораций, явно невиновный в инциденте, сказал:

– Прости, дорогая. Больше такого не повторится.

– Надеюсь, – фыркнула Франческа, величественно шествуя к машине и не удостаивая взглядом как притихших туристов, узнавших ее, так и вежливо кланяющегося шофера.

Гораций сунул деньги двум высокомерным носильщикам.

– Пожалуйста, – попросил он жалобно, – поаккуратнее, да?

Те сунули деньги в карманы и пропустили мимо ушей его мольбу. Едва тележка подъехала к машине, как несколько чемоданов соскользнули с нее на пыльный тротуар. Они уже получили чаевые, поэтому и не подумали помочь пожилому шоферу загрузить их в багажник, а просто повернулись и расслабленной походкой удалились в поисках очередной жертвы.

По счастью, Франческа уже сидела в лимузине, обмахиваясь веером и жалуясь на жару. Она всегда находила на что пожаловаться, и Гораций всегда имелся под рукой, чтобы принять удар на себя. Он страстно любил свою крупную, переменчивую жену и знал, что при ее огромном таланте ей просто необходимо на ком-то вымещать свои огорчения. Все восемнадцать лет семейной жизни он являл собой идеальную мишень для ее ядовитого язычка. Вытирая пот со лба, он уселся рядом с ней на заднее сиденье.

– Уф-ф, – вздохнула Франческа своим знаменитым глубоким голосом. – Я совершенно выбилась из сил. Кажется, я бы неделю не просыпалась.

Гораций согласился. Он всегда с ней соглашался. Он пребывал в непоколебимой уверенности, что свет не видывал второй такой потрясающей женщины, и не переставал удивляться, как случилось, что она именно его выбрала себе в мужья.

– Может, ты так и поступишь, дорогая, – сказал он, отлично зная, что этого-то она никогда и не сделает.

Когда Франческа оказывалась в одной компании с Димитрием Станислопулосом, то они ночи напролет не спали, а только пили, смеялись, танцевали. Гораций не позволял себе задумываться, чем еще они могли заниматься, и, уж конечно, не осмеливался спросить напрямую. Как-то раз он предпринял робкую попытку произвести расследование.

– Как ты смеешь шпионить за мной? – бушевала Франческа. – Димитрий мой самый лучший друг, и я не собираюсь отвечать на твои вопросы.

С тех пор Гораций заткнулся. Круиз был один раз в году, и, даже если Франческа и ложилась украдкой в супружескую постель в шесть утра, он знал, что все это не более чем временное отклонение и скоро она снова будет принадлежать только ему.

В нынешнем году, однако, все может пойти по-другому.

Димитрий женился снова.

– Лас-вегасская дешевка! – презрительно воскликнула Франческа, получив сообщение.

Гораций нарисовал себе в мыслях портрет блондинки-танцовщицы с большим бюстом.

– Водитель, – Франческа наклонилась вперед и резко постучала по стеклу, отгораживавшему шофера от пассажиров. – Помедленнее, ради Бога. Вы гоните как сумасшедший.

Шофер, утомленный схваткой с ее чемоданами (шесть из них пришлось загрузить в идущее следом такси) и ехавший со скоростью не более сорока миль в час, отозвался стоически:

– Oui, madame, – и пожелал поскорее оказаться дома, со своей молодой женой, которая каждую ночь подолгу не давала ему уснуть.

Поездка в Канны продолжалась без дальнейших приключений еще десять минут, а потом без всяких видимых причин машина начала вдруг мотаться по шоссе то вправо, то влево, едва не сталкиваясь с другими отчаянно гудевшими автомобилями.

– Боже! – в ужасе завизжала Франческа. – Гораций! Сделай что-нибудь!

Машина вздрогнула, накренилась на бок, свернула к тротуару, врезалась в фонарный столб и резко остановилась.

Франческу бросило на пол, а Гораций плюхнулся на нее сверху. Чудесным образом никто из них не пострадал.

– Слезь с меня, идиот! – вопила Франческа и лупила его куда ни попадя туфлей на высоком каблуке, которую она стащила с ноги.

Впервые за все годы совместной жизни Гораций повысил на нее голос.

– Прекрати! – рявкнул он.

– Не смей мне приказывать, – орала она, разъярившись еще больше и продолжая действовать в том же духе.

Таксист, ехавший позади с остальным багажом, распахнул заднюю дверь и с помощью нескольких прохожих вытащил их из машины. В воздухе сгустилась французская речь.

Превалировaли выражения типа: «Моn dieu!», «Merale!».

Шофера выволокли из-за руля. У него имелся маленький порез на лбу, и все, но он был мертв.

– Гораций! – воскликнула Франческа. – Это ты во всем виноват! Ты всегда постараешься испортить мне отдых!

Неделя в Лас-Вегасе – вряд ли самое лучшее, с чего следует начинать семейную жизнь. Тем более с очаровательной Алисой в качестве бесплатного приложения. В соответствии с доброй традицией матерей и невесток, Алиса невзлюбила Олимпию, а та отвечала ей взаимностью.

– Она толстая, – заявила Алиса.

– Она ведьма, – решила Олимпия.

– Она груба, – отметила Алиса.

– Она невыносима, – заключила Олимпия.

Так оно и шло. Ленни выслушивал потоки жалоб от обеих. И, по правде говоря, не слишком переживал. Олимпия действительно полновата – он заставил ее пообещать, что она сбросит десять фунтов. А Алиса вполне может вести себя, как настоящая ведьма. Он приказал ей или последить за собой, или убираться. Олимпия грубо обращалась с прислугой. Ленни заметил и призвал ее к порядку. Алиса всегда была невыносима. Тут уж ничего не поделаешь. Она всю жизнь была такой.

Что удивительно, так это Алиса и Бриджит. Они полюбили друг друга! Светловолосая девочка один раз взглянула на увядшую стриптизерку – и союз родился.

Бриджит еще ни разу в жизни не любила взрослого человека. Алиса всегда терпеть не могла детей. Они очень странно смотрелись вместе, когда начинали болтать о телепередачах, еде или одежде, как ровня с ровней. Ни Олимпия, ни Ленни не верили своим глазам. В глубине души Ленни всегда подозревал, что умственное развитие его матери остановилось задолго до двадцати лет – но ведь Бриджит только-только исполнилось одиннадцать. Тем, не менее складывалось впечатление, что с Алисой они давние друзья. Их привязанность оказалась спасительной. Из-за нее Олимпия смирилась с Алисой. Совершенно неожиданно для всех, Бриджит начала вести себя как человек – явление новое и непонятное.