История Сибири. От Ермака до Екатерины II - Петр Словцов

9. Разность Иркутского края.

Изображая характер правления иркутского, взглянем на семейное состояние тамошней черни. Епископ Иннокентий Нерунович насчет брачного своевольства в мае 1741 г. доносил Синоду, что нет возможности церквам остеречься от воспрепятствования двоеженству сказывающимся холостыми, хотя у них и есть жены в России, что таких двоеженцев много и в самом Иркутске, а по слободам муж и жена расходятся беззазорно и вступают в новые связи. Восточный край нуждался в населенности, и мы думаем, что самовольство в браках со стороны людей, в этот край зашедших или засланных, могло быть терпимо в государственной цели; но подобное самовольство по слободам и деревням, как разрушительное для семей, как противное правилам народной нравственности, достойно было опорочиваемо архиереем иркутским. Нельзя не чувствовать, что Иркутская губерния в третьем периоде несколько подражала Западной Сибири, какою эта была до учреждения архиепископской кафедры. Впрочем, соображая дерзости и беспорядки, резко выказавшиеся в восточном крае, можно решительно утверждать, что Иркутская губерния во многих отношениях общественного благоустройства далеко отстала против старой Сибири. Много было тому причин, и следы того не стерлись доныне. В тамошних деревнях, по которым мне случалось разъезжать не один раз, незаметно ни благоговейных выражений, какие высказаны насчет крестьянских домов старой Сибири, ни даже простодушия, свойственного сельскому быту. Тамошний крестьянин, от Бирюсы до Хоринской степи, скрытен и хитр; он смекает, торгуется, кажется, в словах с незнакомцем, и разнюхивает о значении его у начальства. От времени позднего можно восходить заключением к давно прошедшему.

Среди толь нерадостной биографии, слегка очеркнутой, могла ли Сибирь представлять физиономию крепкую, одушевленную, особливо если припомним из Манштейна, что в течение десятилетия по 9 ноября 1740 г. заслано в нее дворян и чиновников до 20 тысяч? Колонизация многочисленная, какой не бывало, и самая бесполезная для страны, колонизация, убитая до иссушения слез, колонизация, заключавшаяся одним вожделенным уроком, что виновник ея прислан с семейством в Пелым, как бы для выслушания проклятий, на какие сам себя он осудил своими жестокостями. Столько злодеяний, столько власти для злодеяний, и ни одной заслуги! Нужно ли досказывать, что виновник был Эрнст Бирон.

Но озарим эту главу приятным воспоминанием торжественности, с какою вестник замирения с Портою Оттоманскою, гвардии капитан Рахманов, встречен был в Тобольске в Фомино воскресенье 1740 года высланными конными отрядами, при стечении многочисленного народа. Вестник с кедровою ветвью в руке, ехавший мимо Знаменского монастыря, приветствован от черного духовенства хлебом и солью и продолжал церемониальное шествие до Софийского собора, где принесено Богу, подателю благ, благодарственное молебствие, с пушечными выстрелами. Все состояния радовались, потому что все состояния, не исключая духовенства[247], дали свои участки в состав воевавшей армии. В Иркутск поскакал с манифестом мира гвардии капитан кн. Козловский, но летопись тамошняя не говорит о подобной красноречивой встрече.

Какие ж пометы делает история на пройденный период? Прежде всего скажем, что можно сказать в тоническом, а не лексикографическом смысле, о наречиях трех племен, придвинутых к сибирско-восточной окраине. Не домышляясь о недоведомом их происхождении, надобно допустить, что у одного из племен есть в строении глаза физическая примета монгольского отродья, если только искошение глазного поперечника происходит не от особливого положения детей к свету. Крашенинников, который с умом истинно академическим смотрел на дикарей и их землю, замечал в коряцком языке три наречия: первое и коренное наречие пенжинское, употребляемое тамошними оседлыми, с крепким выговором; другое — приморское, употребляемое и олюторами, с выговором более твердым против первого; третье — анадырское, которым говорят и чукчи, с произношением мягким, легким и свистливым. Притом Крашенинников уверял, что чукотский разговор понятен и островитянам американским, с которыми чукчи имеют дело, след[овательно], им не чуждо и анадырско-коряцкое наречие. Странно, что в словаре коряцких речений нет кадьякских, Соуром выписанных, чему бы надлежало быть при замеченном сродстве намоллов с кадьякцами. Наблюдения капитана Литке по части языкословия также неудовлетворительны. Он, лишая чукчей гортанных звуков, слышит в их словах тройное стечение безгласных, не неприятных, однако ж, для слуха.

Возьмемся опять за Крашенинникова для языка камчадальского, в котором также у него три главные наречия: северо-восточное, южное вместе и курильское двух первых островов, третье западное, или тагильское. Если сравнивать звуки речений камчадальских с коряцкими, первые приятнее для слуха и летучее в выговоре. Из всех этих данных едва-едва просиявает один вывод, что Азия и Америка, разорванные морем, соединяются каким-то наречием, которого корень сидит ли в Америке или в Старом Свете, — неизвестно.

Теперь выводы!

а) С Китаем кончены неудовольствия и, несмотря на новую остуду, за непропуск третьих посланцев к волжским калмыкам, торговля на Кяхте расцветала. Гр. Владиславич для единоторжия казны силился вытеснить частных торговцев из городов китайских, но открытием двух пограничных исходов сам он, против чаяния, подорвал казенный в Пекине торг, вместе с тем избавил купечество от бесплодных разъездов и от проделок пекинского недоброхотства. Великое дело разграничения до Сабинского хребта! Это нравственно-политическое средостение обоюдного дружества и покоя стоит между двух империй непоколебимо.

б) С Чжунгарией, которая оскорбилась было за возведение крепостей по Иртышу, скоро поладили. Цаган-Рабтану желалось иметь вспоможение от России, с чем он и умер, а преемник его Галдан-Церен, истощивший силы против наследственного врага Богдоцагана, вел себя дружелюбно с Россиею, как видно из приема майора Угрюмова, вывезшего пленных русских, и в числе их шведского штык-юнкера Рената[248], не меньше и из уважения, какое он оказал в лице майора Миллера, посыланного из Оренбурга для внушения, что ханы Средней и Малой Орд, состоя в подданстве России, не обязаны ему давать заложников. Прибавим к тому, что насчет чжунгарского преследования киргизов до Орска состоялось в 1741 г. (5 февраля) повеление Тобольской губернской канцелярии о сближении нашего войска к границе. К счастью, не доходило до дела.