Черная Луна - Дэвид Геммел

Вент ловко отпрыгнул назад, развернулся и помчался в укрытие, держась правой стены. Один из даротов метнул ему вслед копье, и оно ударилось о сталагмит; осколки камня осыпали лицо и шею Вента. Впереди туннель был перегорожен валом из мешков с песком, за ними стояли, припав на колени, арбалетчики. Вент с разбега перепрыгнул через них, обернулся — и увидел, что Тарантио бежит вдоль дальней стены, торопясь достичь укрытия.

Дароты волной хлынули по туннелю. Залп — и полсотни арбалетных болтов вонзились в бегущих первыми врагов. Кордуинцы поспешно принялись перезаряжать арбалеты — иные даже успели это сделать, — но тут дароты обрушились на них. Засверкали зазубренные мечи, рубя легкие доспехи вместе с плотью. Вент рванулся в бой, наотмашь рубя наступающих даротов.

— Назад! — гаркнул он во все горло. Беззащитные стрелки и не нуждались в этом приказе — те, кто уцелел, уже бежали по туннелю прочь. Вент и Тарантио последовали за ними.

Шума погони не было. Мечники оглянулись. Дароты постояли немного у мешков с песком и, свернув направо, цепочкой втянулись в боковой туннель. Вент выругался.

Замысел Карис покуда не сработал.

Во тьме, в одиночестве Озобар вслушивался в отдаленный шум боя — крики раненых, лязг стали, шипящее пение арбалетов. «Отвратительные звуки», — подумал он.

Зло.

Озобар не был религиозен. За всю свою жизнь он молился лишь однажды. Молитва его не была услышана, и он похоронил своих близких, а чума между тем продолжала свирепствовать на островах, неся горе и одиночество тем, кто остался в живых. Однако не нужно быть религиозным, чтобы понимать природу зла. Чума творит зло, но она всего лишь явление природы и не обладает разумом. Даротов же Озобар считал воплощенным злом. Они ведали, что творят, понимали, какие страдания причиняют другим. Хуже того — их действия порождали в сердцах врагов неистребимую ненависть. А ведь ненависть — праматерь всего зла в мире.

«Вы не заставите меня вас ненавидеть, — подумал Озобар. — Но я убью вас!»

Шум боя затих. Озобар снял стекло с горящего фонаря, затем выпрямился и устремил взгляд в глубину полого уходящего вниз туннеля. Не заметив никакого движения, он закрыл глаза и прислушался. Вначале ничего не было слышно, но потом Озобар различил едва слышный топот множества обутых ног. Вход в туннель находился в ста с лишним футах от того места, где он стоял. Подняв повыше фонарь, Озобар отошел туда, где лежал глиняный снаряд катапульты, и поджег промасленные тряпки, которыми были заткнуты дыры в снаряде.

Впереди уже мелькали смутные тени — дароты поднимались вверх по наклонному туннелю.

Озобар сел, навалившись спиной на стену, уперся сапогами в горящий снаряд. Толчок — и снаряд покатился вниз, вначале медленно, затем все быстрее набирая ход. Дароты были уже хорошо видны. Озобар взял свой арбалет и выстрелил. Железный болт ударил по снаряду, отколов изрядный кусок глины. Горящее масло хлынуло в пролом, и навстречу даротам потекли высокие языки пламени.

Не дожидаясь финала, Озобар отбежал назад, накрыл фонарь стеклом и, поднявшись выше по склону, забрался на каменный карниз, подальше от пола пещеры. С высоты карниза был ясно виден текущий из туннеля ручеек горящего масла. Вдалеке мелькнула вспышка света, и Озобар увидел, что из второго туннеля выбежали несколько даротов. Двое из них были объяты огнем, и сородичи старались держаться от них подальше.

Из расселины в стене туннеля вынырнул Брек, помощник Озобара. Дароты заметили его и бросились в погоню. Брек со всех сил бежал к выходу из туннеля, но зазубренное копье вонзилось ему в спину, и он упал.

Сердце Озобара, притаившегося на каменном карнизе, болезненно сжалось. Брек был славным человеком — упорным, стойким, надежным. Стискивая зубы, Озобар смотрел на даротов, собиравшихся внизу, посредине пещеры. Их все прибывало, и наконец они сорвались с места, дружно зарысили вперед.

Навстречу поджидавшим их арбалетчикам.

Три залпа арбалетных болтов изрядно поуменьшили число даротов, однако не смогли замедлить их натиск. Тарантио убил двоих врагов, затем метнулся влево — и копье, просвистев у его виска, ударилось о каменную стену. Прямо на него бежали трое рослых даротов. Отрезанный от своего отряда, Тарантио нырнул в узкий туннель, затем стремительно развернулся и с размаху опустил свой меч на безволосый череп первого преследователя. Вражеское копье зацепило его левое плечо, и зазубренный наконечник проткнул ключицу. Из раны хлынула кровь. Тарантио резанул мечом по животу дарота и тем же замахом, уведя клинок вверх, распорол ему горло до самого позвоночника.

От боли у него темнело в глазах, кровь обильно текла по груди, заливая рубашку. Каждое движение давалось Тарантио с трудом, но он, стиснув зубы, побежал дальше, в темноту туннеля. Еще одно копье свистнуло у него за спиной — и пролетело мимо.

Тарантио развернулся — и едва успел уклониться от косого удара. Ответным выпадом он рассек дароту локоть, и отрубленная рука, хлеща кровью, отлетела прочь. Дарот, однако, словно и не заметил своего увечья. Прыгнув на Тарантио, он увесистым кулаком ударил мечника в грудь и сбил с ног. Тарантио едва успел откатиться вбок, спасаясь от нового удара; затем вскочил и со всей силы вонзил свой меч в широкую грудь дарота.

— Да сдохни же ты, сукин сын! — прорычал он.

У входа в туннель послышался гулкий топот. Тарантио ругнулся, поспешно отступая все дальше, в темноту. Здесь не горели фонари, и единственным источником света был его мерцающий клинок. Лицо Тарантио щекотнула струйка свежего воздуха. Воздух шел сверху, но Тарантио понимал, что никак не сможет вскарабкаться к спасительному выходу — его левая рука совершенно вышла из строя. Туннель завершился сплошной каменной стеной. Тарантио обернулся — и увидел двоих даротских копейщиков. Первый сразу бросился на него, но Тарантио нанес удар наискось, перерубив древко копья, и, развернув клинок, взрезал дароту горло. Второе копье вонзилось ему в бок и глубоко вошло в каменную стену. Обрубив древко, Тарантио метнул меч острием вперед, как метательный нож. Клинок вонзился в переносицу дарота и вошел ему в лицо по самую рукоять. Тарантио рванулся было подобрать меч — и закричал от нестерпимой боли, лишь сейчас осознав, что пригвожден к стене.

Он уже слышал, как от входа в туннель крадутся к нему другие дароты. Обмякнув, Тарантио обессиленно привалился к стене. Если это смерть, тупо подумал он, — что ж, пускай…

— Чума на тебя, братец! Я еще не готов умереть! Дейс неистово рванулся вперед — и его израненное тело соскользнуло с даротского копья. Не удержавшись на ногах, он упал ничком на каменный пол, и от удара рана в плече отозвалась жгучей болью. Протянув руку, Дейс ухватился за рукоять своего меча и, шатаясь, кое-как поднялся на ноги.

В этот миг из-за поворота показались четыре даротских мечника. Дейс испустил душераздирающий вопль и ринулся на врагов. Первому он на бегу разрубил грудь, второму — голову, третьему взрезал ребра. Четвертый дарот зашатался; Дейс прыгнул на него и мечом, как кинжалом, на лету проткнул легкие.