ВДВ. С неба - в бой - Михаил Скрынников

Дома началось застолье, поздравления. За весельем не заметили, как наступило время возвращаться курсанту в казарму. Ой, как не хотелось ему уходить из дома. Вызвали такси, чтобы дорогой не попался в руки военного патруля. «Все, сынок, пора ехать, не скучай». Мы же с друзьями еще долго обсуждали будущее наших детей.

Утром следующего дня жена собралась навестить сына, а мне предстояла дорога в Рязань. Словом, чем ближе моя служба подходила к концу, тем быстрее мелькал настенный календарь. Одна-две командировки, и месяц прошел. Командировки офицеров боевой подготовки были трудными в плане того, что они были связаны с полевыми занятиями. Наиболее напряженными были сутки, которые предшествовали подготовке к учению. Командование ВДВ всегда от нас, войсковых посредников, требовало, чтобы все мероприятия проходили, как написано и нарисовано на бумаге, но такого быть не могло. На бумаге одно, а в жизни другое. Штабы наших дивизий, полки в основном размещались в областных городах. Выход боевой техники при проведении серьезных мероприятий из военных городков весьма затруднителен.

В связи с этим вспоминается один забавный случай. Командующим тогда был еще Сухоруков. В штаб ВДВ для прохождения службы прибывали офицеры со всех дивизий, а там оставались их друзья, товарищи, ну как не поставить их в известность о готовящейся внезапной проверке или другом мероприятии. Одним словом, своевременно сливали информацию командованию дивизий или полков. Так вот однажды Сухоруков решил переиграть своих офицеров и применил эффект внезапности. К вылету для работы в войсках готовилась большая группа офицеров, в том числе и боевой подготовки. Утром выехали на аэродром Чкаловский, а в какую дивизию вылет, никто не знал, все терялись в догадках. Взлетели, минут через двадцать командующий объявляет, летим на Псков. Офицеры переглянулись, но утечка информации в данный момент исключена. Прилетели, приземлились, кругом тишина. Сухорукова встретил генерал, один из замов командующего военно-транспортной авиации. До нас дошло, что между штабами ВДВ и ВТА заранее имелась договоренность о нелегальном прилете нашей группы в Псков. Главный десантник с авиатором сели в автомобиль и уехали, как потом выяснилось, в штаб дивизии. Время было обеденное, в штабе ни души. Командующий приказывает оперативному дежурному объявить всем офицерам сбор, а за нами выслать автобус. Что началось в гарнизоне — беготня, суета. Одним словом, случился переполох. Часам к трем местные командиры организовались, и дальше все пошло по плану учебной тревоги с выходом войск в районы сосредоточения. В 234-м полку старшим работал Жигульский, с ним были Зуев и я. В парке хранения боевых машин роты строились в колонны и начинали движение. Выход из парка каждый батальон осуществлял через свои ворота, а дальше был один маршрут на всех. Но поскольку в данный момент служба регулирования не была организована, а каждый батальон хотел как можно скорее уйти из парка, образовалась пробка. Последняя рота уперлась в ворота, и дальше все, приехали. Жигульский, видя этот бардак, начинает заводиться и шуметь. «Чему их только учат в училище, командира роты ко мне». Мы с Зуевым видим, что к нам бежит Жигульский — младший сын Жигульского. Чем ближе подбегал офицер, тем мрачнее становилось лицо проверяющего. Увидев сына, старший Жигульский оторопел, он не ожидал, что в эту ситуацию попадет его сын, ротный. Тем не менее нашелся, что сказать не сыну, а нам. «Вот видите, молодому ротному из дивизии или полка некому и помочь». Геннадия мы не стали задерживать, и он убежал обратно в голову колонны, но мы его предупредили, чтобы он горячку не порол и не спешил, пропустил всю технику полка, а затем выводил свою роту. Старший Жигульский отошел в сторону, вот тогда мы и посмеялись. Если бы на месте сына был любой другой ротный, ох досталось бы ему на орехи. Гена был хорошим офицером, и его рота, а затем батальон были не хуже других, помнил его еще мальчишкой по Фергане, где он целыми днями летом пропадал в бассейне. Окончил академию, воевал в Афганистане и Чечне, награжден орденами. В настоящее время служит в боевой подготовке штаба ВДВ в должности начальника отдела. Тем не менее учение, несмотря на некоторые мелочи, прошло успешно, и через двое суток войска вернулись в расположение. Сухоруков на разборе сказал: «Штабы получили практику в управлении войсками, а личный состав закрепил навыки в подготовке себя и техники к десантированию и выполнению боевой задачи в тылу противника». К вечеру мы вместе с командующим вернулись в Москву.

Дома жена сообщила приятную новость — сын получил лейтенантские погоны. Завтра на праздник к сыну обязательно едем в институт. Велика была гордость за сына, который стал офицером. Жена, как и любая мать, желала видеть сына в войсках не далее Кольцевой дороги и давно прожужжала мне все уши, пришлось уступить ее требованию. Сын остался служить переводчиком в разведцентре ГРУ «Загорянка» благодаря моей дружбе с Субботиным, который к тому моменту возглавлял кадровую службу этого ведомства.

Утром мы снова на знакомом строевом плацу военного института. Народа уже было много. Звуки военного оркестра заставили нас сосредоточиться. Институт в полном составе на плацу. На правом фланге стоят выпускники, молодые симпатичные лейтенанты, которые немножко смущаются под пытливыми взглядами родителей и знакомых девушек. Высмотрели и мы своего дорогого лейтенантика и помахали ему рукой. Под оркестр они промаршировали перед строем курсантов и огромной толпой народа. Проходя около трибуны, выпускники, как у них было принято, по команде подбросили вверх мелочь, которая со звоном ударилась о землю и брызгами разлетелась в разные стороны. Дома был настоящий праздник. Я сделал подарок сыну. Достал ему путевку на август в военный санаторий «Крым».

По возвращении из санатория он стал рассказывать, что отдыхающие вместе с ним в комнате все расспрашивали, как ему, зеленому лейтенанту, удалось урвать путевку в такой санаторий, да еще в августе. «Кто у тебя отец?» — «Полковник». Теперь ясно. Санаторий «Крым» был один из лучших на побережье Черного моря, он в свое время строился для отдыха офицеров и их семей армий стран Варшавского договора. Однако по каким-то сервисным параметрам санаторий офицеров братских стран не устроил, и они облюбовали побережье Болгарии.

Однажды в выходной день, которые нам нечасто выпадали, почему-то вспомнился Афганистан. Более двух лет службы прошли вместе с запахом пороха, пыли и гари. После Афгана я часто сам себе задавал вопрос: а как там служилось? И сам себе отвечал: «Нелегко». На войне как на войне. Фронтовой романтики хлебнул выше крыши. Было тяжело не только психологически, но и физически. Жили, прямо скажу, в неважных условиях. Ночью сны были тревожными, часто просыпаясь, ловил себя на мысли, что боевые операции, смерть солдат, офицеров, подчиненных и друзей становятся привычным делом. Долгое время от этих навязчивых мыслей отойти не мог. Неужели в боевой обстановке так и должно быть? Неужели человек в такой ситуации черствеет? Позже дошло: нет, человек остается человеком со своими переживаниями и горем, а это всего лишь длительный период, который надо пережить, перестрадать. Хотел еще себя подловить на одной нехорошей мысли. А смог бы я уклониться от выполнения интернационального долга? Теоретически да, а реально нет. Я просто неправильно был бы понят своими товарищами, да и не только ими, а своим отцом, фронтовиком, инвалидом. Больше всех, конечно, переживала мама, она каждую ночь тихонько, чтобы не слышал отец, плакалась в подушку. Да я и сам по складу своего характера не смог бы увильнуть от боевых действий. Так и тянул лямку той ненужной для нашего народа войны более двух лет. Всегда был рядом со своими разведчиками, в горах и пустыне. Это они делили со мной последний глоток воды и, кусок хлеба.