Молли Блэкуотер. За краем мира - Ник Перумов

Молли только покачала головой.

— Как я выгляжу?

— Хорошо ты выглядишь, — буркнула Волка.

— Тогда я пойду, — тихонько сказала Молли.

Она не сказала: «Мы ещё увидимся». Она не сказала: «Прощайте, друзья». Слова были не нужны.

Молли спускалась по склону, не оборачиваясь, но знала, что медведь и девушка, застыв, смотрят ей вслед.

…На дороге никого не было. И Молли бодро, быстро зашагала к городу. Кошка Ди какое–то время бежала рядом, а потом замяукала, просясь на руки.

— Ну, что уж с тобой делать…

На самой окраине было кольцо городского паровика. Два пустых вагончика и кажущийся игрушечным паровозик; у раскрытой двери скучал долговязый кондуктор.

Руки и язык Молли всё сделали за неё — она даже не слышала слов, которые произносила.

Она думала о брате и сестре, о двух оборотнях, что остались там, в придорожном лесу. Что они делают? Таньша перекинулась, и вдвоём с медведем, не теряя времени, они отправились в дальний путь домой, на север? Или, напротив, никуда не торопятся, решив поразведать, что тут и как в Королевстве, особенно после того как Горный корпус получил такую оплеуху? Таньша ведь говорила что–то насчёт «осмотреться»…

Шипящий рупор голосом кондуктора объявлял остановки. Когда добрались до уже знакомой Геаршифт–стрит, Молли соскочила на мостовую.

Норд—Йорк… Она поправила маску.

Липкий смог заполнял воздух, царило полное безветрие, и всё, извергаемое трубами, так и оставалось над мостовыми, тротуарами и крышами города.

Молли шагала с детства знакомыми кварталами, мимо лавок, пабов и магазинов. Невольно косилась на тумбы с объявлениями — нет, её, ведьму, никто не разыскивал.

Это был сон. Вот только добрый или страшный?..

Любимая шоколадница. Кондитерская. Магазинчик, где продавали мороженое. Зеленная лавка. Заведение мясника. Молочная.

Эстакада скоростного паровика, шумит–торопится по ней короткий поезд из трёх вагончиков. Горят жёлтые фонари над лестницами, что ведут вверх, к платформе. Дома вокруг кажутся нереальными, нарисованными мрачным и недобрым художником…

Всё, как обычно. Нарядные леди и джентльмены в тёплых пальто; основательные, солидно пыхтящие дорогие локомобили; запах корицы из приоткрывшейся двери булочной…

А вот и Плэзент–стрит. Вот и номер 14. В окнах горит свет, ласковый, тёплый, как обычно. Над трубой вьётся дымок. В подвале пышет жаром трудяга паровой котёл, в гостиной горит импозантный камин. Фанни уже подала ужин.

В горле у Молли встал комок.

Всё, что ей нужно сделать, — это подойти к двери и позвонить.

Гм, но, пожалуй, лучше она зайдёт с заднего двора. А то neroven chas, как говорила госпожа Старшая и очень смеялась, когда Молли пыталась выяснить, что значит «неровность часа» — или его «негладкость»?

Она быстро обежала дом по узкой мусорной аллейке. Вот и задний двор. Тут всё по–прежнему, и даже поломанный ящик у дальней стены так и валяется — папа до сих пор не удосужился нанять кого–то тут прибраться.

Молли затаила дыхание. В доме, как обычно в это время суток, опущены лёгкие шторы, по ним скользят едва различимые тени. Мама… папа… Фанни… Джессика ещё не должна была б уйти…

Молли решительно шагнула к задней двери.

И постучала. Тоже решительно. Ди выпрыгнула из–за пазухи, с деловитым видом уселась у ног.

Сейчас раздастся мамин недовольный голос, зашаркает ногами Фанни, направляясь, чтобы проверить, кто может «ломиться» с чёрного хода в такой неурочный час…

Ноги зашаркали. Клацнул ключ, проворачиваясь в замке.

На пороге возникла Фанни со свечным фонарём в руке.

Глаза у неё широко раскрылись.

— М-молли? М-мисс Молли?!

— Да, да, Фанни! Это я! Я вернулась! Где мама, где папа?

Служанка быстро отступила в дом, по–прежнему глядя на девочку, словно на привидение.

— Т-там… м-мисс М-молли…

Внутри вкусно пахло домом, истинным, настоящим домом — пудингом, жареной индейкой, чаем, папиной трубкой, мамиными духами…

Сердце у Молли замерло.

Она шагнула на порог с ослепшими от слёз глазами.

Тепло. Как же тут тепло, как хорошо на кухне — скворчат сковородки, кипит вода, шипит пар…

Молли вернулась домой. Да, да, вот её настоящий дом, дом, по которому она смертельно скучала всё это время!

Она сделала ещё шаг. Фанни всё пятилась и всё так же прижимала ладонь тыльной стороной к губам.

А где же мама и папа?..

Внезапно режуще закричала Ди, и Молли, обернувшись, увидала лишь исчезающий в темноте пушистый палевый хвост.

А затем входная дверь внезапно захлопнулась — с грохотом, словно выстрел.

Кто–то больно сжал ей локти жёсткими ручищами, и железный, бездушный, нечеловеческий голос проревел ей в самое ухо:

— Именем Её Величества королевы ты арестована, ведьма!..

Конец первой книги

Здесь всё чужое и пахнет чужим. Здесь снег грязен и обращается на закованной в камень земле в липкую, смешанную с гарью кашу. Здесь змеятся толстенные трубы, разветвляются, вздымаются, выныривая из–под ног скелетами мёртвых деревьев. Здесь ненавидяще шипит пар, прорываясь из–под вентилей.

Здесь правят Сталь и Пар.

Здесь подводят и глаза, и нюх. Инстинкты, выручающие в лесу, тут могут погубить.

Брат и сестра замерли на краю леса, пусть чужого, пусть под властью Короны, но всё–таки леса, не забывшего, кого он укрывал своими ветвями задолго до того, как здесь обосновались подданные Её Величества.

Волк и медведь слились с густым подлеском. Небеса сеяли поздним снегом, зима и не думала уходить на покой; впереди Норд—Йорк светился бледными огнями газовых фонарей, острые глаза оборотней различали кольцо паровичков на самой окраине, где выгружался из вагонов отпахавший долгую смену работный люд.

Они не уходили. Не уходили и не перекидывались, молча укрываясь под снежными завесами, словно ждали какого–то им одним ведомого сигнала.

Волка недвижно застыла, припав к земле, снег запорошил шкуру, обращая оборотня в невидимку. В двух шагах пройдёшь — ничего не заметишь.

Медведь же, напротив, беспокойно мерил мягкой рысцой полянку, то вперёд, то назад. То и дело выглядывал через просвет в подлеске, туда, где темнели мрачные многоэтажные громады окраинных домов, обводил глазами желтеющие окна, где один за другим вспыхивали огни.