Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева

не оправившейся окончательно от раскола и междоусобиц.

Собственно, с чего началось возвышение Москвы над иными княжествами? С переезда в этот город митрополита всея Руси. В самые тяжёлые годы княжеских войн и междоусобиц был лишь один человек, который объединял всех, которого слушались и побаивались все без исключения удельные и великие князья — это был митрополит всея Руси. Это давно поняли и в Литве, и в Москве. И те, и другие не жалели средств и сил, добиваясь переноса первосвятительской кафедры к себе. И когда всё-таки литовский великий князь достиг цели, и Византийский патриарх в середине XV века утвердил первосвятительскую кафедру в Киеве с титулом её главы «митрополит Киевский и всея Руси», Москва, не долго думая, избрала своего собственного митрополита всея Руси, Иону, утвердив его в 1447 году собственным церковным собором. Нарушили обычай, пережили небольшой раскол и протесты законников, но сохранили главное: свою независимость, которая помогла продолжить объединение русских земель и князей.

Таким образом, на Руси было две власти: светская и церковная. Причём до последнего времени церковная имела более широкую сферу влияния, в её подчинении находилась вся Северо-Восточная Русь, в то время как светская лишь стремилась к этому. И трудно было сказать однозначно, какая из этих властей пользовалась большим авторитетом у народа. Тут многое зависело от личности великого князя и митрополита. Иоанн прекрасно понимал: митрополит должен быть умный и влиятельный, чтобы русичи чтили его и покорялись ему, но в то же время он не должен возвышаться над самим великим князем. А где взять такого?

Матушке нравился её Ростовский владыка Вассиан. Кто же спорит, человек он замечательный, даже выдающийся, весьма грамотен, начитан и умён. Чистотой жизни своей прославлен. Но слишком уж властен и прямолинеен. Несмотря на преклонный возраст, более на воина похож, чем на святителя. С таким, не дай Бог, столкнёшься — лоб расшибёшь. Суздальский Евфимий, хоть и любим Иоанном, да стар и слаб здоровьем. Рязанский Феодосий, будучи ещё Чудовским архимандритом, нажил себе кучу врагов. Перебирал Иоанн вместе с матушкой и ближними боярами ещё несколько кандидатур, но в конце концов остановился на Коломенском Геронтии, крепком ещё и авторитетном старце, хорошо известном русским воеводам. Ибо многим из них частенько вместе с Иоанном приходилось бывать в городе-крепости Коломне, и всегда там встречал их гостеприимный и уважительный епископ. Правда, несколько раз приходилось Иоанну слышать от подчинённых ему настоятелей, что с ними бывает владыка капризен и самовластен, да кто не без греха? С Иоанном он всегда был почтителен...

Словом, бояре да святители, с которыми переговорил Иоанн до собора, кто с сомнением, кто от души одобряли его выбор. Наконец наступил решающий день.

Собор проходил в большой Брусяной избе рядом с собором Успения Божией Матери, ибо митрополичьи терема после пожара находились в плачевном состоянии. Иоанн, не вставая со своего стула-трона с тремя ступеньками и держа в руке большую золочёную трость, высказал своё пожелание:

— Считаю, что возглавить Русскую митрополию более других достоин владыка Коломенский Геронтий.

Геронтий, которому до того Иоанн лишь намекнул на возможность возвышения, лишь заронил надежду, вспыхнул от радости, но постарался не выдавать своих чувств. Он прекрасно понимал, что слово государя имеет важное значение, но главное решение оставалось всё же за святителями, за их голосами, и Геронтий боялся, что назначение может сорваться. Вот-вот должна была осуществиться главная мечта его жизни, казавшаяся прежде неосуществимой, и он, опустив свою гордую голову с выступающими из-под клобука тёмными с проседью волосами, мысленно молил Бога, чтобы не отвернулся от него, чтобы поддержал. Остальные тоже сидели молча и сосредоточенно. Думали. Первым поднялся тихоня Суздальский Евфимий, с которым Иоанн советовался ещё до собора.

— Я согласен с государем, — молвил он. — Геронтий — достойнейший из кандидатов.

— Верю, что владыка Коломенский справится с Богом порученным ему стадом, — поддержал его Рязанский Феодосий.

Согласились с предложением Иоанна и остальные. Решив дело, прошли в престольный храм Успения и пред гробом митрополита Петра благословили Геронтия на митрополичий престол, отслужили молебен.

Вскоре в Коломну вместо Геронтия был поставлен священноинок Никита Семешков, москвич, сын протопопа Архангельского собора. А сам новый митрополит, передав ему все дела, вернулся в Москву и был 4 июля 1473 года торжественно возведён на митрополичий двор.

Едва дождавшись поставления, которое свершилось 29 июля того же года, во вторник, в Петров день, новый первосвятитель приступил к строительству на своём погорелом дворе. Да развернулся с таким размахом, что народ ахнул. Как на дрожжах, за несколько недель выросли у митрополичьего двора высокие да красивые ворота из жжёного кирпича, внутри двора была заложена огромная кирпичная палата на трёх подклетях. Новый митрополит обустраивался, судя по всему, основательно, надолго. Конечно, не пожалел сделанных предшественником владыкой Филиппом запасов на храм Успения, в результате строительство храма замедлилось, хотя, конечно, совсем не остановилось, Иоанн этого не позволил бы.

Ремонтировались обгоревшие великокняжеские хоромы, отстраивались пострадавшие дворы князей, административные здания: житницы, городская управа, храмы. Всё лето с самого рассвета и до заката в городской крепости, и особенно возле Соборной площади, раздавались голоса каменщиков и плотников, стук топоров и молотков, скрежет пилы, скрип лебёдок и телег, подвозивших материалы. Москва на глазах возрождалась, словно Сфинкс из пепла: ещё более красивая и молодая.

А во дворце жизнь шла своим чередом. Весну и лето на всех границах и внутри русского княжества стояло благодатное затишье. Это позволяло великому князю пристальнее заняться внутренними государственными делами: принимать ходоков и просителей, решать их проблемы. В один из дней пожаловал к Иоанну из Суздаля архимандрит великокняжеского Спасского Евфимьева монастыря Яким. После смерти брата Юрия Иоанн пожаловал этой обители на его поминание своё село фёдоровское. Тогда же по просьбе братии явил им ещё одну милость: подписал грамоту об освобождении крестьян, живущих на труднодоступной малозаселённой монастырской земле, в медвежьем углу, от дани и пошлин на десять лет, освободил их от суда суздальских наместников и волостелей, запретил посторонним ездокам останавливаться там, разорять крестьян на корма и подарки. Кроме того, наказал своим бобровникам и бортникам не брать с собой вновь поселившихся людишек на промысел или отнимать у них для этого дела корма и подводы. Все эти меры предпринимал Иоанн, как и его предки, в тех случаях, когда хотел заселить новые, необжитые земли. Теперь Яким горячо благодарил Иоанна за данные льготы и сообщил, что благодаря этим мерам земли стали охотно заселяться и обживаться пришельцами.

Теперь же архимандрит просил ещё об одной