За чертой - Кормак Маккарти

— Sí, — сказал Билли.

Доктор кивнул, снова вынул полотенце и мыло, намочил полотенце в горшке с водой, намылил его и принялся обмывать спину и грудь Бойда, осторожно проводя им вокруг припарок и под мышкой. Сполоснул полотенце в горшке, выжал, склонился над Бойдом, вытер мыло. Полотенце, когда он развернул его, оказалось все черное от грязи.

— ¿No estás demasiado frío? — сказал он. — ¿Estás cómodo? Bueno. Bueno.[554]

Закончив, он отложил полотенце в сторону, поставил горшок-олла на пол, вынул, склонившись к своему саквояжу, еще одно сложенное полотенце, которое положил на стул и осторожно, одними кончиками пальцев, развернул. Внутри оказалась салфетка, обеззараженная в автоклаве, свернутая в рулон и схваченная пластырем. Он осторожно отлепил и снял пластырь и, аккуратно придерживая двумя пальцами, развернул салфетку на сиденье стула. Взгляду предстали ватные тампоны, стопка нарезанной квадратиками марли и стопка миткаля. Маленькие сложенные салфеточки. Рулончики бинта. Ни до чего не дотронувшись, он убрал руки, из саквояжа достал две небольшие, вставленные одна в другую эмалированные кюветы, одну положил около саквояжа, а с другой потянулся к плите и, зачерпнув, почти до краев наполнил ее горячей водой из ведра, после чего осторожно, двумя руками, донес ее до стула и поставил на его край в стороне от перевязочных материалов. Из специальных кармашков своего саквояжа он выбрал нужные инструменты из нержавеющей стали. Остроносые ножницы, пинцеты и зажимы — всего штук десять. Бойд на все это смотрел. Билли тоже. Инструменты он побросал в кювету, вынул из саквояжа маленькую красную спринцовку и ее тоже положил в кювету, потом вынул жестяночку с висмутом, к нему добавил два ляпис-карандашика,{83} снял с них фольговую обертку и положил на салфетку рядом с кюветой. Затем вынул бутылку с йодом, ослабил ее затычку и передал бутылку хозяйке, после чего выставил ладони над кюветой и объяснил ей, как надо поливать его руки йодом. Она подступила ближе и вынула затычку из бутылки.

— Andale,[555]— сказал он.

Она начала лить.

— Más, — сказал он. — Un poquito más.[556]

Из-за того что входная дверь была открыта, огонек свечи в стакане трепетал и изгибался, так что даже тот слабый свет, который она давала, то нарастал, то слабел, угрожая вообще потухнуть. Три человека, склонявшиеся над убогим тюфячком, на котором лежал мальчик, были похожи на исполнителей ритуального убийства.

— Bastante, — сказал доктор. — Bueno.[557]

Он стряхнул капли с влажных ладоней. Ладони стали ржаво-коричневыми. Йод ходил волнами в кювете, как венозная кровь. Доктор кивнул хозяйке.

— Ponga el resto en el agua,[558]— сказал он.

Она вылила остатки йода в кювету, доктор попробовал воду пальцем, потом быстро выхватил из кюветы зажим, которым захватил стопочку миткалевых квадратиков, окунул их туда и подержал, чтобы пропитались. Вновь повернулся к женщине.

— Bueno, — сказал он. — Quita la cataplasma.[559]

Она зажала ладонью рот. Посмотрела на Бойда, потом на доктора.

— Andale pues, — сказал он. — Está bien.[560]

Перекрестившись, она нагнулась, протянула руку и взяла тряпочку, в которую была завернута травяная припарка, приподняла ее, подсунула под нее большой палец и потянула. Припарка была из спутанной травы, темной от крови, отделялась неохотно. Как будто это нечто вгрызшееся в рану. Женщина сделала шаг назад и спрятала ее с глаз подальше в грязные бинты. В мерцающем свете церковной свечки Бойд лежал с маленькой круглой дыркой чуть выше и левее левого соска. Рана была сухой и бледной, покрытой корочкой. Доктор нагнулся и осторожно обтер ее ваткой. Кожа Бойда окрасилась йодом. Дырка понемногу наполнилась кровью, по груди Бойда побежала ее тонкая струйка. Доктор наложил на рану чистый марлевый квадрат. Все смотрели, как он медленно пропитывается кровью. Доктор поднял взгляд на женщину.

— ¿La otra?[561]— сказала она.

— Sí. Por favor.[562]

Она наклонилась и, отделив большим пальцем припарку от спины Бойда, сняла ее. Эта была больше, черней, страшнее. Под ней оказалась рваная дыра, зияющая красным. Вокруг нее ткани запеклись чешуйками из почерневшей крови. Доктор положил на рану стопку марлевых квадратов, на них миткаль, все это прижал кончиками пальцев и подержал. Из-под них выступила кровь и тонкой струйкой побежала по спине Бойда. Доктор стер ее ваткой и снова прижал кончиками пальцев марлю к ране.

Когда кровотечение прекратилось, он взял салфетку, намочил ее в кювете с раствором йода и, придерживая тампон на выходном отверстии, стал тщательно очищать кожу вокруг обеих ран. Загрязненные ватки бросал в сухую кювету, стоявшую рядом с ним, а когда закончил, поправил тыльной стороной ладони на переносице очки и поднял взгляд на Билли.

— Возьмите его за руку, — сказал он.

— ¿Mánde?[563]

— Возьмите его за руку.

— No sé si me va permitir.[564]

— El te permite.[565]

Билли сел на краешек тюфяка и сжал ладонь Бойда, Бойд в ответ тоже сильно сжал его руку.

— Давайте, делайте свое черное дело, — прошептал Бойд.

— ¿Qué dice?[566]

— Nada, — сказал Билли. — Andale.[567]

Взяв стерильную салфетку, доктор обернул ею фонарик, включил его и взял в зубы. Потом бросил салфетку в кювету с использованным материалом, взял в руку зажим, склонился к Бойду и, осторожно убрав с раны слои марли и миткаля, направил туда луч фонарика. Кровь начинала уже скапливаться заново, он всунул зажим в рану, что-то им там нашел, сжал и защелкнул.