Небо после бури - Саба Тахир

Я должна принять решение. Здесь, на севере, весна наступит еще не скоро, и если нам предстоит поход, следует выступить сегодня же. Я чувствую, что через день-два ударят последние морозы. Замерзнет река, а это означает очередную задержку.

Но я до сих пор не знаю, что делать. Поэтому я оставляю доспехи в комнате Харпера и отправляюсь бродить по городу, как делала это всегда, когда меня что-то тревожило.

Антиум погружен в тишину, но, открывая ворота, я слышу шорох плаща. Харпер. Он не отстает от меня ни на шаг, потому что это его обязанность. Он – мой заместитель, моя правая рука. Мгновение спустя у меня над ухом шелестят крылышки – это Муса напоминает мне об обещании, данном в Дельфиниуме.

«Думай, Сорокопут». Чего хочет Комендант? Править. Не только Империей, но и Кочевниками, Мореходами, даже Южными Землями. Тогда почему она бросила Империю, сделав ее уязвимой для меня? Зачем она завлекает меня на юг?

Ей нужно точно знать, где я нахожусь. Она вынудит меня рассредоточить силы, а сама в это время… что? Захватит Антиум или Дельфиниум? Нет. Мы знаем, что поблизости от крупных городов нет вражеских солдат.

Небо на горизонте светлеет, однако солнце по-прежнему прячется за плотными облаками. Я иду через фруктовые сады. Начинается сильный снегопад – но я знаю, что это последний снег, и через неделю-другую зима сдастся, уступив дорогу весне. Скоро на черных ветках появятся почки, через месяц зацветут яблони, и от суровой северной зимы останутся лишь воспоминания.

Седьмой колокол. Снег усиливается. Нужно возвращаться. Выслушать решение Мусы. Отдать приказ выступить, пока не замерзла река.

Но я шагаю дальше. Потому что я еще не получила ответ на свой вопрос. Сады остались позади, и вот я уже за городской чертой, в поле. Что-то тянет меня дальше.

– Сорокопут, – начинает Харпер. – Мы должны…

– Я что-то упустила из виду, – перебиваю я. – И я не вернусь, пока не пойму, в чем ошиблась. Я не позволю ей одурачить меня, Харпер. Больше никогда не позволю.

Я уверенно иду вперед, и внезапно меня одолевает полузабытое чувство – желание исцелять. Помогать.

– Харпер. – Я вытаскиваю мечи. – Там кто-то есть.

По бескрайней белой равнине движется темное пятнышко. Нет. Несколько пятнышек. Они быстро приближаются.

– Что это еще, во имя дьявола?! – восклицает Харпер.

– Рэйфы, – отвечаю я. – Шестеро. Они преследуют…

Я не могу понять, за кем они гонятся. Я вижу лишь какое-то странное мерцание. Но я знаю одно: если существо спасается бегством от рэйфов, тогда у нас общие враги.

– Чтобы их убить, нужно обезглавить, – напоминаю я Харперу, но он уже бросается в бой. Сверкают мечи. Рэйф издает душераздирающий вопль. Еще секунда – и второй отправляется вслед за своим товарищем.

Остальные окружают меня, тянут ко мне призрачные руки. Тварь хватает меня за горло, и смертельный холод сковывает мое тело.

– Не сегодня, – рычу я, вырываюсь из лап рэйфа и отрубаю ему голову.

Оставшиеся двое атакуют, но они напуганы и растеряны, и мне ничего не стоит справиться с ними. От их криков у меня звенит в ушах. Я оборачиваюсь к мерцающей колонне, которая при ближайшем рассмотрении оказывается облаком блестящих песчинок. Фигура напоминает человеческую. Существо явно взволновано.

– Я пришел с миром, Кровавый Сорокопут, – шепчет ифрит. Я знаю, что должна его исцелить, но понимаю, что это невозможно. Песчаные ифриты ненавидят пение.

– Я принес послание, – говорит существо. – От Лайи из Серры. Керис не хотела, чтобы ты услышала его.

– Откуда мне знать, что тебе можно доверять?

– Лайя сказала, что ты должна задать мне вопрос: каковы были последние слова Маркуса Фаррара?

Лайя – единственная, с кем я поделилась этой подробностью. Это произошло несколько месяцев назад, ночью, когда мы обе не могли уснуть.

– Очень хорошо. Так каковы были последние слова Маркуса Фаррара?

– «Сорокопут… прошу тебя». Удовлетворена?

Я киваю, и ифрит продолжает.

– Князь Тьмы хотел вынудить армию Ловца Душ идти на Маринн. Вместо этого Ловец Душ направляется к Городу Джиннов, что на Землях Ожидания. Они надеются заманить туда Князя Тьмы и покончить с ним раз и навсегда. Но… но… – Ифрит хрипит. Ему осталось жить несколько секунд. – Им не под силу совершить это в одиночку.

– Я не сумею привести туда армию…

– Лайя из Серры сказала кое-что еще. – Блестящие песчинки тускнеют, и я понимаю, что жизнь покидает ифрита. – «Сражайтесь до конца, иначе все будет потеряно…»

Последние слова звучат едва слышно. А потом ифрит умирает, и холодный ветер развеивает песок над белым полем.

Я благодарна небесам за то, что Харпер предпочитает молчание разговорам, потому что в тишине я складываю кусочки этой головоломки. Комендант оставила юг Империи уязвимым потому, что она знала: я буду атаковать. А если я брошу все силы на захват городов, то не смогу помочь единственному человеку, способному убить ее хозяина.

– Сорокопут, – не выдерживает Харпер. – Надо уходить. Похолодало. Река вот-вот замерзнет, и мы не сможем плыть на юг.

– Пусть замерзает, – отвечаю я. – Сегодня мы не поплывем. Сегодня мы начнем пеший переход.

Долгие годы я неистовствовал в своем гневе. Горели деревни. Исчезали караваны. Гибли семьи. В конце концов, мне пришлось признать, что людей слишком много. Я уничтожал их тысячами, но, оглядевшись вокруг, видел еще сотни тысяч.

Я понял, что осуществление плана мести займет долгие годы. Столетия. И я не смогу отомстить в одиночку. И я призвал на помощь самое уродливое из того, что свойственно людям. Межплеменную вражду. Предрассудки. Алчность. Я сеял раздоры, стравливал врагов. Но у меня имелась еще одна цель: восстановить Звезду, а эта задача оказалась намного труднее. Звезда разбилась, и ее осколки рассеялись по всему свету. Мне нужно было найти все, до последнего. И каждый осколок должны были вернуть мне с любовью.

Первый человек, которого я когда-либо любил, принадлежал к народу Книжников. Это была женщина, Хусани из Навы, города, который позднее получил имя Навиум. Она носила осколок Звезды на цепочке, как украшение – это был подарок ее умершего мужа, ремесленника. Ее дочь скончалась от горячки, еще не научившись говорить. Поэтому я появился у дверей ее дома, изображая сироту, – мальчиком с рыжими волосами и карими, полными боли, глазами. Она назвала меня своим сыном и дала мне имя Рошан.

«Свет».

Я заполнил пустоту в ее жизни. Она полюбила меня сразу.

Но мне потребовалось больше времени на то, чтобы полюбить ее. Пусть я жил в теле человеческого ребенка, это все еще был я и не мог забыть о том, что ее народ сотворил с джиннами. Но она утешала меня, когда мне снились кошмары, ухаживала за мной, когда я болел. Она осыпала мое лицо поцелуями, обнимала меня так часто, что я постепенно привык к ее объятиям и уже не мог обходиться без них.