История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - Иван Шишков

Таким образом, Оккам окончательно развел по разные стороны баррикад веру и разум, теологию и философию и после него тщетными стали все усилия схоластов добиться примирения разума с верой. Религиозные догмы не могут быть доказаны разумным путем. Например, невозможно доказать, что бог всемогущ, более того, недоказуемо даже существование Бога. . Это постижимо только с помощью веры, которая никак не может быть уже рациональной, как это имело место у Блаженного Августина. А потому вместо августиновской сентенции «Верь, чтобы понимать» Оккам провозглашает: «Верю и понимаю».

Такая позиция Оккама по вопросу о соотношении веры и разума стала возможной вследствие той значительной трансформации, которую претерпела традиционная метафизика в эпоху расцвета схоластики. Отныне традиционная метафизика, служившая до сих пор своеобразным мостиком между теологией и филорофией, была отдана в ведение веры, а предметом занятий философов стала логика и аналитический подход к трактовке философских проблем. Этим был намечен новый путь в развитии средневековой схоластической мысли, связанный в первую очередь с именем У. Оккама.

Новый путь, по которому оксфордский мыслитель повел средневековую схоластику — это был путь терминизма как последовательной формы номинализма, разрушающей фундамент всякого схоластического реализма. Ни реализм томистов, ни концептуализм скотистов не были приемлемыми для Оккама. В своих антиреалистических интенциях Оккам показал, что обоснование знания реалистами и концептуалистами, стоящими на позиции ослабленного реализма, неудовлетворительно, поскольку и те, и другие допускают такие абстрактные сущности, которые сами нуждаются в разъяснении. То есть фактически и реализм, и концептуализм в конечном итоге ведут к порочному, логическому кругу.

Отвергнув реалистическую, в частности томистскую теорию универсалий за то, что она допускает существование всеобщего как нечто реальное, отличное от единичных предметов, и концептуалистскую трактовки универсалий, в частности скотистскую, согласно которой всеобщее проистекает из разума и потому никак не может быть фикцией, Оккам утверждает: «…универсалия не есть нечто реальное, имеющее в душе или вне ее субъектное бытие, а имеет в ней лишь объектное бытие и есть некий [мысленный] образ (fictum), существующий в объектном бытии, так же как внешняя вещь — в субъектном бытии»[444]. Следовательно, по словам Оккама, «любая универсалия есть некая единичная вещь и универсалия она только благодаря тому, что она есть обозначение, поскольку она знак многих вещей»[445].

Итак, не удовлетворившись ни реалистическим, ни концептуалистическим подходом к решению проблемы универсалий, Оккам переходит на позицию крайнего номинализма — терминизма, согласно которому общее есть фикция, оно не существует ни в божественном уме, ни в вещах, которые всегда лишь единичны. Общее присуще только человеческому уму в качестве знака вещей. В действительности существуют только отдельные предметы, а потому нелепым является для Оккама представление о том, что универсалии — это субстанции, существующие за пределами нашего ума.

Данной трактовкой универсалий Оккам, по сути, прокладывал путь в новую культуру — культуру эмпиризма, ибо этим проводит мысль о том, что источником нашего естественного знания о реальности служат лишь чувственные восприятия вещей, т. е. наш опыт. А все те знания о сущностях, которые никак не могут быть проверены на опыте, т. е. выведены с помощью самоочевидных принципов из существования вещей, должны устраняться, «срезаться» лезвием бритвы как излишние, неэкономные. Именно эта мысль и образует ядро знаменитой так называемой «бритвы Оккама», острие которой как раз и было направлено против дальнейшего выхолащивания содержания мышления схоластами, превратившими его, по сути, в беспредметное, оторванное от реальности мышление. Иными словами, над философией нависла реальная угроза превращения ее в чистую (формальную, т. е. бессодержательную) логику. Для предотвращения этого процесса и была предложена Оккамом в качестве эффективного средства борьбы с умозрительным, отвлеченным мышлением схоластов «бритва», именуемая иногда в истории философии принципом экономии мышления и рассматриваемая обычно как лозунг эмпиризма. В формулировке Оккама этот принцип гласит: «То, что можно объяснить посредством меньшего, не стоит выражать посредством большего». Или: «Без необходимости не следует утверждать многое»[446]. Но традиционно историками философии она дается в следующей формулировке: «Сущностей не следует умножать без необходимости»[447].

Итак, своей «бритвой» Оккам фактически утверждает доверие эмпирическому познанию как знанию фундаментальному, пробудив этим у европейцев интерес к эмпирической науке, и тем самым потенциально благоприятствовав ее рождению и развитию. Своими эмпирическими интенциями он разрушил традиционную метафизику, изъял, по сути, из арсенала науки метафизически нагруженный слой знания. Вместе с распадом традиционной метафизики трансформировалась и «старая (аристотелевская) логика». Разработанная Оккамом «новая логика» — логика терминов — ставила перед собой задачу уточнения употребляемых терминов в отношении обозначаемой ими реальности. Этим он фактически придал мощный импульс будущей эмпирической и экспериментальной традиции в науке, пробудив интерес к анализу конкретных проблем. В решении философских проблем благодаря Оккаму стал преобладать аналитический, критический, а иногда и эмпирический подход. А единственным фундаментом научного познания был признан эксперимент. Отсюда и первый канон научности: научно можно знать лишь то, что контролируемо в эмпирическом опыте. К миру реального ученого продвигает логика как инструмент лингвистического анализа и критики. Такая безусловная преданность конкретному, опытному приводит Оккама к отказу от гипостазирования любых метафизических сущностей.

Однако отдельные эмпирические сентенции Оккама не могут служить основанием для того, чтобы характеризовать его как эмпирика в общепринятом смысле этого слова, но являются достаточными, чтобы говорить о наличии в его мышлении элементов эмпиризма. Эмпирическое острие «бритвы» Оккама расчищало поле для естественно-научных исследований, однако форма изложения новых, по своему содержанию антисхола- стических, идей пока оставалась у него вполне схоластической. В целом можно сказать, что эмпирические интенции У. Оккама свидетельствовали о том, что средневековая философия и наука исчерпали свой жизненный потенциал, достигли своего апогея и вместе с тем стали предвестниками рождения новой философии и науки, нового философского и научного мышления. Одним из ощутимых последствий методологических и философско- научных рассуждений Оккама были крушение аристотелевского идеала качественной науки, в частности качественной физики, и создание благоприятной почвы для рождения галилеевской, т. е. классической науки.